— Мишенька, миленький, а может, мы вместе в шкафупосидим? Тут места много, нам обоим хватит. Ну, пожалуйста, а то я как-то непривыкла одна в шкафу сидеть. Страшно мне.

— Если мы с тобой вдвоем в шкафу сидеть будем, то насточно сразу найдут.

Не говоря ни слова, Михаил затолкал меня в стоящий у стенышкаф и погрозил пальцем:

— Чтобы сидела, как мышь. И не говори, что тебестрашно. Такие женщины, как ты, по-моему, вообще ничего не боятся. Хотя такихне пугать надо, а любить и на руках носить. Такие не для вечернего коктейля,такие для настоящей любви.

Как только Михаил закрыл дверцы шкафа, я попробовала ихоткрыть, но он вновь их захлопнул и процедил сквозь зубы:

— Прекрати ломиться, дура, и сиди спокойно.

Я сидела не шевелясь и смотрела сквозь замочную скважину.Михаил взял стоящую на столе бутылку текилы, сделал приличный глоток и в тотмомент, когда в дверь стали громко звонить и стучать, закричал:

— Иду! Иду! И кого там нелегкая принесла!

А затем послышался звон битого стекла и раздались выстрелы.

— Кто вы и что вам нужно?!

Это были последние слова Михаила, которые я от негоуслышала, потому что потом в доме воцарилась тишина, если не считать глухихшагов и еле слышных мужских голосов.

Когда в кабинет вошли двое мужчин в черных масках, я чутьбыло не закричала и сжалась в клубок.

— Тут никого нет.

— Да он был не один, а с бабой. Там во дворе дажемашина ее стоит.

— Ну и куда она подевалась?

— Да хрен ее знает, куда она подевалась.

— Надо весь дом кверху дном перевернуть.

— Так давай переворачивать.

Я положила голову на колени и стала внимательно слушатьудары своего сердца. Десять, двадцать, тридцать… Ну и пульс. Еще немного — исердце просто выскочит из груди. Мне казалось, что с таким учащенным пульсом неживут… Пройдя мимо шкафа, мужчины так и не удосужились в него заглянуть и ушлидальше.

Я не знаю, сколько времени я сидела в шкафу и прислушиваласьк шагам. Мне показалось, что целую вечность. Я даже не знала, останусь ли яжива или меня отправят следом за Михаилом. Я не знала, кто эти люди и почемуони хотят нас убить, да и не хотела об этом думать. В последнее время былослишком много вопросов без ответов. Я ведь после того, как согласилась на этувечеринку приехать, все время жила в напряжении и знала, что моя жизнь может влюбое время оборваться. Вот и сейчас я сидела в этом шкафу и знать не знала,что ждет меня дальше.

Сидя в шкафу, я уже мысленно попрощалась со всеми, когознаю, пожелала всем доброго здоровья и удачи на этом тернистом и неспокойномпути под названием жизнь. Я зачем-то подумала о Максе и о том, что сейчас быбольше всего на свете хотела упасть на его плечо, разрыдаться и рассказать емуобо всем, что со мною произошло в последнее время. Я бы его не стеснялась. Явообще никогда его не стеснялась. Я бы плакала так громко и так отчаянно ичувствовала, как крепко меня обнимают его родные и по-настоящему сильныемужские руки. Он бы гладил меня по голове, словно маленькую, и говорилкакие-нибудь ласковые слова. Наверное, это было бы странное чувство, по крайнеймере для меня очень странное, потому что я не привыкла плакать у кого-нибудь нагруди, я привыкла плакать одна, в подушку. И у меня было бы такое ощущение, чтоя одновременно и ребенок и взрослая женщина и что обнимает меня мой старшийбрат, который любил меня всякую и всегда терпел все мои детские выходки икапризы. Он бы все равно меня обнимал, потому что перед ним не нужно играть иизображать из себя бог знает что. Он видел меня любой — красивой, печальной,развратной, пьяной, сильной, слабой, подлой, мелочной, восхитительной иничтожной. И почему я стала ассоциировать Макса со своим старшим братом?!Наверное, потому, что с ним было все естественно, надежно, спокойно и ни за чтоне стыдно.

Где-то там остался мой брат, мой маленький город и моепрошлое. Странно, но в последнее время я вообще не думала о своем прошлом. Ономеня отпустило. Медленно, тяжело, нехотя, но все же отпустило. Оно ушло куда-товдаль и решило меня больше не тревожить, дать право мне на новую жизнь иперестало беспокоить. И я вообще никогда к нему не возвращалась. А сегодня,именно тут, в этом шкафу, на грани жизни и смерти, я ощутила, что мне сталожаль этого прошлого. Мне захотелось в него вернуться хотя бы на пару минут ипочувствовать, как сильно защемило душу при виде тех людей, ниточки общения скоторыми уже давно и прочно оборваны. И все же мое прошлое не такое ужтрагичное, как я сама себе навоображала. В нем много теплого, хорошего, того,что может вызвать улыбку В нем был тот, кто всегда смотрел на меня спризнательностью, и тот, кто не мог не отвести от меня взгляд, полныйненависти. И у меня возникло такое ощущение, что в моем прошлом была не я, акто-то другой, что я родилась совсем недавно, другим новым человеком, толькоинициалы остались те же. А ведь прошло не так уж и много времени, как яустроилась и обосновалась в Москве, но это прошлое уже теперь не вызывает впамяти те неприятные переживания, которые вызывало раньше.

Но только где бы я ни жила, у меня так и не получается житьтак, как живут другие, нормальной, спокойной, растительной жизнью. Москваоказалась еще более криминальным городом, чем тот, который остался в моемпрошлом.

Тут все связано с бандитами, в газетах и по телевизорувечные убийства, изнасилования, аварии, пожары, суицид и другая прочая кровь. Якогда к здешней жизни привыкала, относилась ко всему с осторожностью,присматривалась. Это потом я пригляделась и освоилась. Зато теперь я ужечувствую себя дома, и для меня тут все родное и до боли знакомое и все, чтоосталось в том, моем прошлом, я забываю, потому что у меня уже давно началасьсовсем другая жизнь. Совсем другая. Хотя есть люди из той, прошлой жизни, когоя помню и люблю до сих пор. И они меня помнят, конечно, те, которые живы. Яабсолютно уверена, что они меня помнят. И чем больше проходит времени, тем дальшеуходят мои воспоминания, остаются только штрихи, слова, сцены… А на усталойдуше при этих воспоминаниях начинается поздняя осень с сильным ветром,опадающей листвой, резким похолоданием и моросящим дождем.