Свет пронзает мрак, жизнь побеждает уныние, незнание, глухоту и немоту — близорукость сердца. Не репродукция, не отголосок искусства, а оно самое.

— Мия, грозовые тучи оберегают цвет. Иногда они необходимы.

Аккуратно забираю из рук Дениса упаковку с линзами. Он поворачивается ко мне, высвобождаясь из радостной неволи искусства. Достает из кармана брюк антисептика, протягивает мне. Беру, не отнекиваясь, больше не подвергая сомнению его поступки.

— Пацаны подогнали, вроде хороший.

— Спасибо! — Принимаю протянутое и хорошенько обрабатываю руки: пальцы, ногти.

Смотрит как я снимаю линзы, как надеваю новые. Не отворачивается. Смотрит, но не наблюдает, как за какой-то невидалью. Не смущает, не раздражает. Я никогда не надеваю линзы при посторонних, даже при отце иногда стесняюсь, отворачиваюсь, ухожу, прячусь. Сейчас… не знаю, нет прежних ощущений, совсем.

— Когда ты успел их захватить? — Расправившись с важным делом, спрашиваю я.

— Серый принёс. — Мой удивленный взгляд заставляет Дениса нарушить законы его привычной односложности. — Тот, что к тебе подходил, пытался со взломом помочь.

А-а-а, так значит он Сергей. Приятно познакомиться, хоть и заочно.

Так, стоп. Но обе коробочки были у меня. В сумке!

— Он…

— Маша вытащила и дала. — Ответил на незаданное, но подуманное.

Сразу отлегло. Не хватало, чтобы кто-то лазил в моей сумке. А Маше можно, тем более это она вчера её собрала и с собой забрала, чтобы ничего не случилось и этот мой вспыльчивый пофигизм не использовали против меня же.

— Спасибо. Спасибо тебе и ему.

— Мия, в лицей едет мой отец. Возможно, и твоих позвали. Я не знаю, что будет и чем закончится, но я здесь. — Денис похлопал свободной рукой по обивке диванчика.

Знаю, что я должна была ужаснуться первой новости, что она та самая, плохая, которую обычно хотят слышать после хорошей. Но я услышала только «я здесь».

Здесь!

Первым нарушил наше уединение хозяин кабинета. Директор, как ему полагается, вошел без стука, настежь распахнув дверь, да так сильно, что показалось, она вот-вот сорвется со своих надежных петель. Эффект потрясающий, я сразу вжалась в кровавый бархат.

Николай Петрович широким шагом, шагом покорителя и победителя, прошёл к своему столу, но, в последний момент передумав садиться на привычное директорское массивное кресло, остановился напротив нас.

— Слишком многие жаждут вашего линчевания! — Слова предполагали задумчивость, но сказано было так, что по телу прошёл озноб, хотя в кабинете теплее, чем где бы то ни было в лицее. — Поговорим, пока не нагрянул легион?

Я посмотрела на Дениса, ожидая, что ответит он. Хоть какой-нибудь знак, как нам вести себя. Вроде бы Николай Петрович не настроен против нас, может, он действительно хочет разобраться во всём по справедливости, честно и досконально?

Но Денис молчал. Смотрел немигающим взглядом на директора, без злости, без какой-либо настороженности, просто внимательно, но с глубоким уважением. Смотрел и с ответом не спешил.

Ясно-понятно. Не сдаем, не жалуемся, не оправдываемся. Я поджала губы, принимая эту тактику и полностью доверяясь Денису. Не мне с моим недавним промахом учить такого снайпера.

— Как самонадеянно! — Насмешливо проговорил директор, не дождавшись от нас желания сотрудничать.

Он обошел свой дубовый стол и сел на кресло, которое удивительно шло его комплекции и широте характера. Сам Николай Петрович — мужчина не просто видный, монументальный. И не крупный, не тучный, но здоровый. Выправка безукоризненная, не фальшивая, не под копирку сильным мира сего. Нет, она такая естественная, что сам весь подтягиваешься в присутствии директора. Между собой в лицее это называют эффектом «Нипе».

И сейчас я этот эффект ощущала прямо-таки физически. Если бы не решение во всём доверять Денису, выдала бы всё-всё как на духу. Все явки и пароли. Все!

Теперь в тишине мы сидели втроем. Сказать, что время ползло, ничего не сказать. Но то, что мы дожидаемся не только отца Дениса, стало понятно уже очень скоро: Николаю Петровичу позвонили с охраны, спрашивая разрешение на пропуск маме Инги. Она дошла до кабинета директора не скоро, наверное, в первую очередь навестила в медпункте дочь. Но всё же дошла первой.

Я, надув щеки и неестественно округлив глаза, отчаянно выдохнула, совершенно позабыв, что, согласно этикету, это более чем дурной тон.

Мама Инги вошла со стуком, с лучом солнца, пробившимся сквозь занавеску и озарившим её левую половину лица.

Словно вспышкой по сознанию высветилось воспоминание, как точно так же пылало лицо Ольги, когда она приходила ко мне в комнату, нагоняя ужас своей внезапностью и обвинительными словами.

Когда сидела в полумраке комнаты с лампой в руках, со стеклянными пугающими глазами и искривленным в ядовитой ухмылке ртом. Когда зловещим шепотом зачитывала все комментарии в группе «Подслушано» нашей старой школы, когда смаковала каждое обзывательство в мой адрес, в адрес моей мамы, папы и Амира.

Я вздрогнула. Неприятное предчувствие подползло совсем близко, уже не скрываясь за напускным спокойствием.

Я неспокойна! Я боюсь. Грядущего разговора, вот такого пронзительно-ненавидящего взгляда мамы Инги. Теперь ещё больше боюсь. Всего боюсь. Но беспощадной неожиданности больше всего.

— Добрый день, Маргарита Мироновна. Проходите! — Директор встал, чтобы поприветствовать вошедшую, но из-за стола не вышел. Остался в зоне своего наивысшего влияния.

Он больше не выглядел решительно серьезным. На лице разгладились все морщины, даже те, что притаились возле глаз. Николай Петрович был уверен в себе как никогда.

— Добрый. — Отозвалась Маргарита, присаживаясь на предложенное ей кресло, которое стояло через проход от нашего диванчика. — Спасибо за квалифицированную медицинскую помощь!

— В нашем лицее есть всё для комфортного обучения. — Дежурно ответил директор, почти отрапортовав, как перед членом очередной комиссии.

— Кроме достойных обучающихся. — И взгляд-стрела в мою сторону.

Я дернулась, как будто в меня и правда попали. Опустила взгляд, уперевшись им в свои пальцы, которые предательски подрагивали на коленях, выдавая мою слабость, подставляя меня.

— Достойные обучающиеся вырастают у достойных родителей. — Без лицемерного пафоса, но так громогласно и искренне ответил Николай Петрович, что мы все обернулись на него. И я, и Денис, и Маргарита.

— Если Вы на что-то намекаете, говорите прямо! — Властно выговорила мама Инги, как отчитала, сразу напомнив её статус.

Она платит деньги за образовательную услугу. Она платит. А, как известно, кто платит, тот девушку и танцует.