Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тогда ты ещё укажи, что есть перевод на немецкий. И цену надбавь, больше покупателей клюнет. — Бросаю невзначай, к слову, сдавая своё полюбившееся и неожиданно возникшее хобби.
— Всех трех?
Денис не стал уточнять очевидное, сразу понял, откуда растут ноги у немецкого перевода. И я в очередной раз отметила про себя его тактичную догадливость. Повезло Инге, которая знает Дениса ближе и лучше меня…
Так, стоп. Мия, стоп! Не туда, не та бухта, нет-нет-нет. Не сворачиваем, не заворачиваем, не причаливаем. Нет!
Что у меня спросил? Вопрос вылетел из головы, силюсь вспомнить, но всё впустую.
— Что ты спросил? — Всё-таки переспрашиваю.
— Ты всё перевела?
— А, да. Да, все три реальности. Нужно было чем-то себя занять в ту неделю, вот я и…
Не знаю, зачем впихнула эти оправдания. Какая разница, захотела и перевела. Захотела и до дыр засмотрела Астру. Она в свободном доступе, могу делать, что хочу, пока авторские права не нарушаю.
— Хорошо. Я скажу покупателю, он как раз интересовался переводами на другие языки. Сколько мне накинуть в цену?
Непонимающе смотрю на Дениса, и он, видя моё замешательство, уточняет.
— Как ты оцениваешь свой труд?
— Мне… Ты что! Да мне ничего не нужно. Это было для себя, для наслаждения. Я… Нет, мне не нужны деньги! — Для пущей убедительности даже руками помахала, отнекиваясь от вопроса с подвохом предложения.
— Тогда перевод целиком и полностью твой. — Заявляет безапелляционно, поднимается из-за стола и отходит к кухонным шкафчикам.
— Но…
— Мия, я не присваиваю чужой труд. — Не даёт возразить, перебивает своей категоричностью.
— Хорошо, я поняла. Но я не знаю, во сколько оценить перевод. Ты можешь сам решить с наценкой? — Сдаюсь, признавая и принимая безапелляционность Дениса.
Это его принцип, и его нужно уважать. Я понимаю это. И принимаю, да.
— Могу. Но… — Разворачивается ко мне, замирая с чайником в руках. — …ты возьмешь деньги. Все!
Ну взять-то возьму, только…
— И потратишь на себя, в своё удовольствие! — Добавляет, смекнув, о чём я успела подумать.
Вот чёрт! Вот не всегда мне его догадливость на руку!
Хмурюсь, куксюсь, в общем, всячески показывая, как не хочу соглашаться с таким условием. Вот совсем, абсолютно. Денис не прерывает эту мою пантомиму, просто наблюдает со стороны, как зритель.
И это меня жутко напрягает, я раздражаюсь и выпаливаю своё полусогласие. И всё-таки оставляю себе место для маневра:
— Оки, в конце концов, я с величайшем удовольствием потрачу деньги на хакера, который поможет мне доказать всем мою нормальность.
— Мне не нужны деньги.
— Что?
Я как будто потеряла нить разговора. А при чем тут он? А! О! Ох, нет-нет. Это уже слишком большая помощь, мне же потом не расплатиться!
— Я уже нашла одного студента. Он обещал сделать всё возможное.
— Хорошо, значит на мне остаётся всё невозможное. — С какой-то странной беззаботностью ответил Денис, развернулся к плите и поставил чайник на огонь.
Мда… не мне с такой неумолимостью тягаться.
Чай мы пили уже при нормальном освещении, поэтому я с лихвой осознала, как глупо было не снять линзы. Всё же не даром называют дневными, после сна глаза становятся сухими, не проморгаться, будто ветер задувает прямо в зрачки, даже сквозь веки.
И, как назло, именно сейчас Денис дал мне почитать всё, что нарыл на Тузова и на Олю. Смотрю в монитор, а глаза жжёт нереально, мне бы сейчас капли какие, хотя бы Тауфон, минут пятнадцать и была бы я огурчиком. Очень тяжело сконцентрироваться на врагах, когда глаза отказываются видеть доказательства.
Теперь и снять линзы не смогу, как целый день буду ходить со своим плохим зрением, да ещё и на камчатке сидеть…
— Тебе плохо? — Спросил Денис, когда я в очередной раз ладонями растирала веки.
— Не, терпимо.
— «Терпение — медицина бедных». — Бросил невзначай, но поймав мой уставший взгляд, добавил. — Бунин.
— Бедность не порок! — Хмурюсь и отвожу глаза, пытаюсь снова сосредоточиться на переписке Тузова с неким Х.
Как успел рассказать Денис, на Олю найти что-то резко компрометирующее, однозначное не так-то просто. В чате с Амиром она если и переходит на меня, то просто называет «туртушкой» и съезжает с разговора, откладывая его до личной встречи. А вот Тузов оказался более говорливым и развязным с своих соцсетях.
— А настоящее свинство… — Продолжил Денис, и я поняла, как облажалась с пословицей, не ту выбрала, совсем не ту.
— Ладно, значит побуду бедной свинкой. — Махнула рукой, показывая, как мне всё равно на все эти беседы про терпение и терпеливых.
— И всё-таки? Глаза болят?
— Нет, всё хорошо. — Отрицательно покачала головой, не отрываясь от ноутбука. — Знаешь, меня что-то во всём этом смущает, а что именно, понять не могу…
Постаралась увести тему, хотя меня действительно тревожили какие-то смутные ощущения. Будто я смотрю на картину, а она всего лишь подделка. Хорошая, качественная, но фальшивка.
— Ты не снимала линзы? — Из настойчивости Дениса можно было бы сварганить настойку, самую крепкую, терпкую!
— Нет. — Отвечаю на выдохе. — Я бы не смогла сейчас так свободно читать с монитора.
— У тебя зрение начало портиться после того случая?
— Фактически… Да, наверное, да. Но это рано или поздно всё равно произошло бы. — Поднимаю глаза на Дениса, вижу его серьёзный взгляд. — У меня у отца была близорукость, мне тоже передалось. Тот случай просто стал спусковым крючком, не более.
Встаю из-за стола, чтобы подлить себе кипятка в уже остывший в чашке чай, краем глаза замечаю, с каким облегчением Денис откидывается на спинку стула и как расслабляются его скрещенные на груди руки.
— Надо было тебе только одну коробку отдать, другую оставить на запас.
Я посмотрела через плечо на Дениса. Всё-таки он невероятный!
— А зачем ты мне их вообще дал? Ещё и бесцветные…
— Чтобы ты перестала прятать свой настоящий цвет.
— Э-это не из-за Оли! — Теперь обернулась всем телом. На память сразу пришла та оговорка Инги в общей беседе класса. Они ведь все реально могут думать, что я так скрываю наше «родство».
— А почему? — Наклонил голову набок, взгляд из серьезно стал каким-то внимательно-зазывающим, бросающим вызов.
— Просто выбрала мамин цвет. Всё, никаких других «аллюзий»! — Отвечаю, немного подумав, тщательно взвешивая все слова, вдруг потом они смогут быть истолкованы как-то не так.