— Для полноты картины подождём и других действующих лиц. С Ингой, я так понимаю, всё в порядке? — Николай Петрович слегка наклонил голову, не признавая своё шаткое положение и одновременно указывая на то, кто всё-таки в доме хозяин.

Оплата оплатой, а лицей — его детище. Он директор, хозяин, собственник. Так что осадить вполне имеет право, думаю, что в договоре есть лазейки, как расторгнуть его по желанию администрации. Частный лицей достался по наследству от отца, а отцу от деда. Уничижительно разговаривать с педагогом в десятом поколении не стоит, слишком опрометчиво. Поэтому я перевожу взгляд с одного разговаривающего на другого, наблюдая за реакцией каждого.

— Да, как я и отметила, медицинская помощь была на уровне. — Сказала Маргарита и сложила руки в замок на коленке. — Всё-таки это я Вам порекомендовала взять на работу Лизу.

Порекомендовала Лизу? Лиза — наш врач, добрый, милый, которого я, к сожалению, не застала, когда мне порезали запястье. Я почему-то уверена, что эта жизнерадостная и отзывчивая женщина могла бы мне помочь. Но не её была смена…

Но как Маргарита могла порекомендовать Лизу? Нет, удивительное даже не в этом, как Николай Петрович мог довериться её рекомендации? Она что…

— Не устану Вас благодарить. Вы, несомненно, умеете подбирать персонал. Надеюсь, Ваша больница не многое потеряла от увольнения Лизы. — Директор не отринул предложение на светскую беседу с лоском дружелюбия и вычурной признательности.

— Отнюдь! — Лаконичное вместо «давайте завершим эти любезности».

Так, стоп. Ваша больница? Я резко повернулась к Денису, так захотелось спросить, правильно ли я догадалась. Но он уже и сам смотрел на меня и одними губами прошептал:

— Она врач.

Хм… А это многое может объяснить.

Бесстрашие и сознательность Инги. Уверенность в том, что непоправимую черту не перейдёт, что сделает ровно так, как нужно. Да, всё-таки как помогает информация о семье. К сожалению, в нашем лицее не приняты родительские собрания, а о личной жизни, в том числе семейной, говорить не комильфо. Поэтому узнаем, кто как. Я вот так: неожиданно и невовремя.

И только успеваю подумать о «невовремя», как в кабинет после стука входят трое. Амир, Руслана и ещё один мужчина, который пропустил их вперед со словами:

— Не переживай, родная, мы спасём твоего сына.

Спасём? Я не ослышалась?

Видимо его слова задели не только меня. Денис чуть не промахнулся кулаком, и костяшками руки задел мою ногу, когда резко ударил в сиденье дивана. Оборачиваюсь на него, не понимая, что произошло, что нарушило его собранность.

Но потом внимание моё привлекает лицо Тузова, и я понимаю, к чему была оговорка мужчины. Под правым глазом огромный синяк, лицо опухшее, не просто побитое, избитое. Какие-то ещё неровные всполохи, неразборчивые, но явно приобретенные недавно.

— Здравствуйте, Николай Петрович. Спасибо, что всё-таки согласились провести эту встречу! — Заговорила Руслана Тузова непонятными мне благодарностями.

Строгая безупречная классика, непогрешимая прямолинейность юриста. И ни взглядом на наш диванчик, в чём себе не отказал Амир, гаденько ухмыльнувшись, чем ещё могло его лицо ухмыляться.

Чувствую, как всё больше напрягается Денис. Кулак, по-прежнему тугой и напряженный, переместился на его левое колено. Не знаю, хотел ли он показать это своё состояние или оно вырвалось помимо его воли, но мне становится не по себе. И ещё хуже, когда я замечаю его опасливо-сверлящий взгляд, цепкий, презрительный, направленный на вошедшего мужчину.

И только теперь я решаюсь посмотреть на незнакомца. Он словно чей-то отголосок, неуловимое равенство, похожесть с тем, кого я знаю, кого привыкла видеть.

Снова резко поворачиваюсь на Дениса.

Не может быть!

Денис

Знал, что он явится. Знал, что уже в дороге. Знал, что будет не по мою сторону. Был готов. Не для этого отпахал на полигоне, как проклятый, усиливая нагрузку с каждым днём. Не для этого отвлекал Дамира от его работы. Не для этого обещал деду выстоять всё, даже если останусь один. Совсем один. Навсегда один.

Родная.

Она есть. Всё-таки есть. Не милая, не дорогая, не любимая. Родная!

Мама была права, она чувствовала, она не придумывала. Женщина всегда поймёт, когда появилась другая. Я не верил, помогал искать, следить, выслеживать, но не верил. Не верил, что отец может предать её.

Отец, который все вечера проводил со мной. Отец, научившийся играть в пейнтбол только для того, чтобы заслужить милость моего деда, показать, что сможет достойно воспитать его внука. Отец, даривший цветы маме каждый день, помогавший ей в домашних делах. Отец, любивший и кричавший о своей любви к семье во всеуслышание.

Я верил ему, не ей. И она это чувствовала. Всегда чувствовала, только сейчас это понимаю. Сидя здесь, на этом долбанном диване в треклятом кабинете, и пялясь на того, кто так явно опекает другую. Других.

Я предал маму ради этого.

Понял, что она появилась после одного разговора. Воспитательного, серьезного. Он им ещё Багировым хвастался.

Когда он опустился до шантажа: не перестанут жаловаться на меня с лицея, он изведет маму, вывалит наружу всё, что она так давно пытается найти. Путёвки в командировку на двоих, чужие духи и самое пошлое — помаду в нужном месте на рубашке. Всё, что он качественно скрывал, а я не так старался найти.

И теперь мама в больничке, а этот пришёл спасать чужого сына. Ненавижу. Теперь осознанно, без оглядки на любовь. Ненавижу концентрированной ненавистью. Презираю так, как не родного. Лучше был бы не родной.

Но нет — самый что ни на есть. Даже согласие на смену фамилии дать отказался. Послал. Сказал, ждать совершеннолетия, пока он, видите ли, ответственность несет.

Слежу за каждым его движением, ставка на хладнокровие и невозмутимость прогорела, как только они вошли. Семейство, твою дивизию. Новая ячейка общества. С деревом, домом и готовым сыном!

И он смеет меня не пускать к маме. Изолировать её ещё и от меня. Мало Дамира сбагрил загранице, деда рассорил с мамой, так ещё и меня выставить предателем решил. Мудак!

Ненавижу. Окончательно, без права на оправдание такого скотского поведения.

А он же попытается. Будет опять прикрываться своей бедой, как же собственный отец компанию завещал нам с братом, а не ему. Великому управленцу-администратору, гуру бизнеса и тому подобной чуши. Уже сейчас, наперед, остался у разбитого корыта, и разорить не может, не на что жить будет, телок цеплять, и переубедить отца не в силах.

Второй дед у меня поупертее маминого будет, то Дамира всё детство от компьютеров не отпускал, то меня потом натаскивал по программированию.