Денег, что передала мать, хватало на комфортное путешествие, да и на первое время тоже.

Главное, убраться подальше от столицы, пока не истек срок.

— Эй!

Как он здесь очутился? Заснул на пропахшим кислым матраце из несвежей соломы. Отвратительно, но лучше чем подстилка в камере. И, кажется, сквозь дрему слышал скрип ставен. Не придал значения. Похоже, зря.

Волна с силой ударила о борт. Накренила судно, заставила покатиться порожней бутылкой, пока спина не встретила угол какого-то ящика. Зашипел от боли. Выругался, давясь ненавистью, поминая всех, кто приложил руку к его свержению. Шаги услышал не сразу, но прямоугольник света, упавший на доски, убедил — идут. Перевернулся, чтобы лучше видеть спускающегося. Детина оказался здоровым, волосатым и одноглазым.

— Наша милость проснулась?

Присел на корточки, скаля щербатый рот.

— Немедленно развяжи меня и отведи к капитану.

— Конечно, ваша милость. Сию минуту, ваша милость. Может, прикажете того, отужинать?

— Да, и умыться, — скривился презрительно.

К окружающим звукам добавился еще один. Хохот.

— А ты смешной.

Сказал, кидая на пол бурдюк и миску с кашей. Потянул руки.

— Даже не думай, — оскалился пленник.

— Ну, хочешь жрать связанным, жри. У меня и без тебя забот хватает.

Поднялся.

— Стой! Как я здесь оказался?

— Как и остальной груз, принесли.

— Кто?

— А мне почем знать? Видать, допек кого-то. Да не волнуйся, ваша милость, — ощерился. — Капитан обещался тебя непременно в самый лучший определить.

— Куда?

В хриплом голосе проклюнулся страх.

— В чертог ночи. Не слыхал? — детина удивленно почесал рассеченную бровь. — Ну это те же веселые дома, только при храмах Ккугрхи, богини их местной. Чтоб, значится, безобразничали под присмотром. Как там на деле, никто не знает, — свои молчат, а чужих не пускают. А вот златовласки, как ты, у них в цене. И платят за таких вдвое. Так что до Хаттора доедешь в целости и сохранности. Порченый товар никому не интересен. Не передумал еще насчет рук?

— Пошел вон!

— Ну как хочешь, — матрос презрительно сплюнул в миску и, пнув ее на прощанье, ушел.

Когда пленник предложил капитану сделку, тот рассмеялся. С Талли капитан вырос на одной улице и как-то в глупой драке тот спас ему жизнь. А шанса вернуть долг все никак не представлялось. До этого дня.

-

— Не расстроена приговором?

Пробежал пальцами по обнаженным плечам, вынырнувшим из-под одеяла.

— Изгнание, — лежащая на животе Лена загнула большой палец, — лишение титула, привилегий, принятый гейс и, наконец, высшее наказание.

Внимательно посмотрела на кулак, положила на него подбородок и добавила:

— Мне кажется, достаточно. Главное, что он будет где-то далеко и больше не сможет причинить вред. Такой Фергюс меня вполне устраивает.

Смешно зевнула и повела плечами, заставляя вытатуированную птицу взмахнуть крыльями. Но внезапно насторожилась:

— А что?

— Ничего, — засмеялся, разглаживая пальцем хмурую складочку между бровями. — Все хотел спросить, — повел ладонью по рисунку на спине, отвлекая, — почему ворон?

— Нужно быть сильной, — сказала просто.

Талли бережно взял ее за подбородок. Заглянул в ставшие на мгновение серьезными глаза.

— Даже рядом со мной?

— С тобой нет, — доверчиво потерлась щекой о ладонь, — с тобой я могу просто быть.

После того страшного дня стало легче. Потому что когда сомнения и недосказанность ушли, схлынули мутной пеной, осталось только гениальное в своей простоте:

— Я тебя люблю, — поцеловал в пеструю от косичек макушку.

— И я тебя люблю, — улыбнулась, переворачиваясь на спину. — Талли.

— М-м-м? — прикусил мочку уха.

— Нам с Рином нужно будет уехать, — выговорила, резко втянув воздух.

— Надолго? — мгновенно приподнялся на локте.

— Нет, несколько дней. Кое-какие вопросы решить дома. Наследство, бумаги, такое, — скорчила скучающую рожицу. — Присмотришь за Сольвейг?

— Пообещаешь быть осторожной?

— Да что мне может грозить у законника?

— Пообещай, — нарочито сурово сдвинул брови, нависая над счастливо улыбающейся Леной.

— Хорошо, хорошо! Обещаю! А ты?

— Разумеется.

Приблизился, целуя правый висок.

— И за Сольвейг.

Следующий поцелуй достался скуле.

— И за Обри.

Губы согрели кожу чуть ниже уха.

— И за архмастером, если нужно.

А вот шея — это уже нечестно!

— За архмастером не нужно, — прошептала, чувствуя, как ускоряется сердце.

— Уверена? — оторвался и посмотрел со рвением круглого отличника. — А то я могу.

Впечатление подпортила рука, скользнувшая по ее животу.

— Ни на миг не сомневалась, — вздрогнула, на мгновение прикрыв глаза. — И что бы я без тебя делала?

— Давай подумаем, — прижался сильнее. — Например, ты могла бы стать жрицей.

Дразня, провел языком под правой ключицей.

— Или выйти замуж за лорда. К слову, он теперь наследник.

Оставил влажную дорожку под левой.

— Не хочу.

Потянула вверх. В ее взгляде плясало пламя костров Белтайна.

— А чего хочешь? — хрипло выдохнул в приоткрытые губы.

— Тебя.

Обвила его руками, увлекая в огонь.

-

Екатерина Андреевна Полянская, умница, красавица, прекрасный работник и мать двоих сыновей, яростно хлопнула дверью ни в чем не повинного авто. Руки тряслись и дико хотелось закурить, хотя она уже сто лет как бросила и, вообще, детей нужно растить личным примером. Но звонок, раздавшийся полчаса назад, заставил ее ураганом влететь в кабинет начальницы, тропическим штормом пронестись по улицам и лихо припарковаться, зацепив бампер. Пашка нудеть будет, конечно, ну и еж с ним.

— Ленка, — крикнула, открывая своим ключом дверь в квартиру старшей сестры, — я тебя собственными руками придушу! Где тебя черти носили?! Десять! Десять долбанных дней ни слуху ни духу! Я все морги, все больницы! А ты…

— А я очень рада видеть тебя, Катёнок.

В немом изумлении Катерина подняла на лоб солнцезащитные очки.

— Ленка?