Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Остров островом, но дом поразил меня до глубины души, настоящая усадьба из исторического фильма, правда, размер не совсем киношный, там поболе дома будут, но… два этажа, деревянные колонны, резные перила, ступеньки, наличники на окнах… Красота, одним словом.
Внутри было пыльно и темно. Наверное, нужно наличники с окон снять, и свет включить, должен же он включаться, вряд ли лампочку с декоративными целями повесили. Салаватов сказал, что нужно отыскать генератор и запустить его, тогда и свет будет, и вода, и прочие радости жизни, ну, ему виднее. Я же отправилась на поиски душа, грязь на ногах раздражала неимоверно.
За полчаса Тимур управился и с генератором, и со светом, и с душем. Во всяком случае, насос заработал и неправдоподобно огромная ванна на ржавых звериных лапах начала наполнятся водой. Теплая и пахнет тиной, ну да я девушка не привередливая, и на такую согласна. Насос гудел, качая воду, тоненькие жестяные трубочки звенели, они, кстати, похожи на стебли камыша, только металлические, вода уносила грязь, из окна — здесь в ванной даже окно имелось — тянуло сквознячком, и я чувствовала себя почти счастливой. Это место мне нравится, зимой здесь жить невозможно, холодно и одиноко, а вот лето провести в тишине и покое, это да, это со всем удовольствием.
А завтра Марек приедет. Интересно, какой он из себя, на кого похож?
— Тебе чай или кофе? — Донесся с кухни мощный рык Салаватова.
— Кофе! — Надеюсь, услышит, у меня голосок послабее, а тут еще вода журчит. Кстати, пора вылезать, пока совсем не замерзла, это ведь только сразу приятно с летней жары да под прохладный душ. Сейчас поужинаем и баиньки. Нет, после ужина надо еще дом осмотреть, Марек, конечно, уверял, что здесь все готово к приезду дорогих гостей, но я желаю лично убедиться, что не умру от голода, жажды или нападения диких комаров.
Пока я бродила по дому, Салаватов принял душ. Потом мы бродили вместе, рассматривали мебель и спорили, решая кто где будет спать. Спорила я, потому что очень хотелось с кем-нибудь поспорить, а Тимур позорно соглашался со всеми предложениями.
Ну и ладно.
Изыскания закончились на кухне: большая, уютная, она приглашала расслабиться и испить чаю, от подобного приглашения отказываться грех.
Чай пили молча. За окнами смеркалось, лес на глазах превращался в одну сплошную черную стену, за которой пряталось озеро с шуршащими камышами и пиявками, кособокая ущербная луна уже выползла на небосвод, и теперь с удивлением взирала вниз. Одинокий комар кружил где-то возле лампочки и звенел, звенел, паразит.
Красиво, спокойно, казалось, живи да радуйся тишине после шума и городской суеты. Но меня сей могильный покой угнетал, вот и ляпнула первое, что пришло в голову:
— А они не заразные?
Тимур вздрогнул и чай разлил. Коричневая лужица собралась вокруг хлебных крошек, совсем как озеро вокруг островов. А Салаватов в последнее время какой-то чересчур уж нервный, напряженный, такое ощущение, будто ждет удара, но не знает, откуда этот удар последует.
— Кто?
— Комары. Клещи болезни переносят? Переносят. Мухи тоже переносят. А комары?
— Без понятия.
— Глупо умирать из-за насекомого. Или комар не насекомое?
Второй вопрос Салаватов проигнорировал, зато на первый я получила совершенно неожиданный ответ.
— Умирать вообще глупо.
Не стану спорить, вот бы жить вечно. Сто лет, потом еще сто и еще и так до бесконечности…
— Особенно те, кто сами. — Продолжал рассуждать Тимур. — Вроде бы и имеют право сами решать, жить им или нет, но все равно это неправильно. Не знаю, как объяснить словами, но жизнь идет, иногда все плохо, иногда хуже, чем плохо, иногда петля кажется единственным разумным выходом. — Он сжал кулак. — Но ведь даже когда вокруг совсем черно, все равно что-то хорошее да остается. Или, на крайняк, в будущем будет. А, убивая себя, ты словно бы перечеркиваешь это хорошее, сам отказываешься от счастья.
— Ты в это веришь? Ну, что обязательно будешь счастливым, что желания исполнятся, что все образуется наилучшим образом и так далее? Веришь в это?
Разговор заинтересовал меня. Салаватов-философ, это что-то новенькое.
— Верю. Без веры не выжить. Вполне вероятно, что дальше будет только хуже, но ведь, если умрешь, не узнаешь, верно?
— Верно.
Мы еще долго говорили и еще дольше молчали. Каждый о своем. Я, например, думала о Ларе, о Мареке, о Тимуре и самую малость о себе самой. Мысли, все как одна, были грустными, сразу захотелось спать или плакать. Выбрала первое.
На ночлег устроились в соседних комнатах, присутствие Тимура за стеной успокаивало. В моей комнате имелись полупрозрачные пыльные шторы, кровать с балдахином, старинное зеркало, в котором отражались звезды и тени, картина на стене и лунная дорожка на полу. Такое чувство, будто попала в совершенно другой мир, спокойный, уютный, но чужой.
Домой хочу!
Марек объявился на следующий день ближе к обеду, я уже и волноваться начала, куда он запропастился. Салаватов, правда, бурчал, что никуда мой новоявленный родственничек не денется, и оказался прав, что, впрочем, не слишком его порадовало. Марек ему не понравился, уж не знаю почему.
Не таким я себе представляла сводного брата, каким именно не знаю, но уж точно не таким. Высокий, стройный, вызывающе широкоплечий, в меру подкачанный. Аполлон, Марс и лукавый Шива, а еще немного от Ярилы и сурового скандинава-Бальдра. Он улыбнулся, и сердце ухнуло куда-то вниз, и уже там, внизу, замерло в благоговейном восторге. А лицо… какое у Марека лицо… Теплые карие глаза, томные ресницы восточной красавицы, четко очерченные скулы и ямочка на подбородке. Это ямочка окончательно меня добила. Неужто подобные экземпляры встречаются и в живой природе, а не только на телеэкране и страницах глянцевых изданий? Так, стоп, это мой брат, пусть и не родной по крови. А, может, и хорошо, что не родной.
Пока я молча умирала от восторга, Марек поздоровался. И извинился.
— Примите мои извинения за опоздание. — Вне телефона его голос был похож на кашемир, мягкий и непередаваемо роскошный. — И за внешний вид. К несчастью, пристань, как вы успели, наверное, заметить за зиму обветшала, а подправить в этом году недосуг…
Извиняться он еще будет, да за одно только
