Многие авторы убедительно показали, как подобные общины могут служить образцом христианской добродетели, и это должно быть для нас уже достаточно очевидным. Вера, надежда и любовь вместе с девятичастным плодом Духа — то, что необходимо осуществлять, изучать и делать привычными всем вместе. И даже если вы призваны стать отшельником и поселиться на необитаемом острове — точнее сказать, особенно если вы призваны стать отшельником, — вам надо чувствовать себя частью общины, вместе с которой и за которую вы молитесь, а эта община, вероятнее всего, в какой–то мере ответственна за вас. Единое тело есть место и средство для осуществления призвания царственного священства.

В моей памяти запечатлелись и конкретные примеры того, как вся община может воплощать в себе три главные добродетели. Я думаю о приходе, глава которого призвал всех его членов совершить рискованное путешествие веры: они собирали деньги на крайне необходимую им новую систему отопления. Они напоминали друг другу об этой задаче, призывали друг друга верить и молиться — и им это удалось. Я вспоминаю приход, который не желал оставлять надежды, когда дочь священника подросткового возраста, находящаяся на каникулах за границей, пропала без вести. Они поддерживали надежду друг друга, включая священника и его семью, и через какое–то время девушка нашлась и с ней ничего ужасного не случилось. Недалеко от моего дома есть маленький приход, куда ходит молодой человек с глубокой умственной отсталостью и физическими нарушениями.

Прихожане окружили его любовью, сделали его участником своей совместной жизни, так что теперь без него приход чувствовал бы себя неполноценным. Мы могли бы рассказывать о подобных вещах бесконечно. Слишком банальные примеры? Нет. Вспомните притчи Иисуса: Царство Божье оставляет свои семена там, где может, и мы верим, что Бог может дать им рост, когда и как он пожелает. Так растет добродетель: вся община решает «поощрять друг друга к любви и добрым делам» (Евр 10:24) и трудится над этим, так что потом поступки, казавшиеся невозможными (или хотя бы неестественными), становятся для нее, причем удивительно быстро, второй природой.

Подобные общины подводят нас к следующему пункту в круге добродетелей. И есть еще один шаг, который приведет нас к тому самому месту, с которого мы начали движение.

Практики общины неизмеримо важны. Само это слово указывает на то, что через эти дела община отрабатывает на практике те привычки ума и сердца, из которых складываются упомянутые выше общинные добродетели.

Я не перестаю повторять, что центральное место среди этих практик христиан занимает поклонение. Я считаю, что все добросовестные христиане поклоняются и молятся ежедневно частным образом, без этого вряд ли можно надеяться на рост в добродетелях. Но я также думаю, что добросовестные христиане должны молиться и поклоняться вместе и всей общиной учиться делать это мудро и должным образом. Даже когда мы просто открываем Библию, мы говорим: «Вот я, Господи; говори, ибо слушает раб твой», — и это само по себе помогает осваивать привычку открывать сердце Богу; подобным образом сам тот факт, что мы еженедельно собираемся для поклонения, говорит: «Мы, собравшиеся вместе, надеемся вступить в ряды царственного священства Бога, и мы пришли сюда, чтобы Иисус послал нам мудрость и силу». Еще до того как прозвучали первые песнопения или слова, формируются привычки сердца. Вся община начинает работать над верой, надеждой и любовью.

(Конечно, я прекрасно понимаю, что есть общины, где царствуют привычки, но нет ни капли добродетели. Здесь мы опять наталкиваемся на уже знакомую дилемму: что лучше — поверхностная спонтанность, которая, по крайней мере, свободна от лицемерной добродетели, или неаутентичная практика добродетели, скучные привычки, где, по крайней мере, у нас останется богослужение с глубокими корнями? Правильный ответ, разумеется, будет звучать так: ни то, ни другое. Однако те из нас, что живут в странах, где посещение церкви некогда было привычкой, а сейчас превратилось в хобби для немногих, не должны пренебрежительно относиться к тем привычкам, что еще сохранились.)

В центре практики поклонения на протяжении двух тысячелетий стояла трапеза, которую предложил нам Иисус. В свою очередь, за этой трапезой еще во дни Иисуса стояла тысячелетняя общинная привычка: привычка иудеев прославлять Исход из Египта на Пасху. Эта привычка формировала и продолжает формировать сердца и умы многих поколений в еврейском народе, которые учились инстинктивно думать о себе как о свободном народе Божьем, связанном преемственностью со своими предками и с грядущими поколениями. Иисус взял эту трапезу и преобразил ее так, что она стала говорить о его смерти и воскресении, в котором продолжительная история освобожденного народа достигла своей вершины. Эта новая трапеза подобным образом формировала последователей Иисуса. Значение Евхаристии, разумеется, куда глубже, но для нас пока достаточно и сказанного.

Многие поколения протестантов, которые опасались лицемерия вокруг добродетели, ритуалов и формализма, не могли понять суть того, что здесь происходит. Конечно, ритуалы и формализм могут стать самоцелью. Этим отчасти объясняется то, что практики христианской веры включали в себя не только чтение Писания (как видите, мы проделали полный круг и вернулись к исходной позиции), но и проповедь слова. И это свежее слово, разъяснявшее смысл Писания и таинства, должно было напомнить собравшимся, что это событие должно снова стать актуальным в их жизни, и указать христианам на их миссию в мире.

В различных церквах и странах Евхаристию совершают по–разному, но ее ядро остается одним и тем же: это действия Иисуса, взявшего и преломившего хлеб и разлившего вино для собравшихся, которым предшествует история об Иисусе (обычно в виде чтения из Евангелия), молитва и исповедание грехов — и сама эта форма указывает на то, что все это медленно и неуклонно формирует характер как отдельных верующих, так и всей общины. Если мы не сопротивляемся происходящему, мы становимся свободным народом со своей историей: историей отношений Бога с Израилем и миром и особенно историей Иисуса. Если наши сердца не ожесточены (а чем чаще кто–то посещает Евхаристию, сопротивляясь ее действию, тем ожесточеннее становится его сердце), мы все больше становимся людьми, которые инстинктивно, благодаря своей второй природе, которая действует все сильней, понимают, что они прощены и потому сами должны прощать. ( В некоторых церквах люди дают друг другу «знак мира» — и это именно знак того, что мы должны простить друг друга, прежде чем сядем за стол Трапезы Господней.) Мы осознанно (чтобы это стало бессознательным) становимся людьми, которые, вместе и по отдельности, обретают новые силы, вкушая самого Иисуса, его смерть и воскресение, подобно тому, как мы едим и пьем обычную пищу и питье, чтобы восстанавить силы нашего тела. Через это мы становимся народом, который собирает хвалы и нужды мира и приносит их Богу, открывшемуся нам в Иисусе. Через это мы становимся народом, который учится находить новые и часто неожиданные пути к выполнению своего призвания и ставить перед общиной новые задачи. И эти задачи на практике воплощают «царственный» аспект нашего главного призвания, тогда как поклонение реализует его «священническую» сторону.