Если ты хочешь освоить одну из них, тебе приходится осваивать все.

Все это, разумеется, относится и к милосердию, которое, как мы видели у Павла, ты надеваешь поверх всего прочего, как пояс, который держит на месте другие части одежды (Кол 3:14). Любовь (более привычное, хотя и менее точное слово, потому что «милосердие» стало пониматься слишком плоско) позволит терпению, смирению и целомудрию занять свои надлежащие места, потому что любовь уважает другого человека и стремится дать ему все самое лучшее. А саму любовь, как о том говорил Павел в своем знаменитом тексте, поддерживают, с одной стороны, вера, с другой стороны, надежда, которые вместе взирают на Бога, сотворившего мир и намеренного его преобразить, и на Его обетования, которые сделал непреложными Иисус Христос.

Западное общество в какой–то мере знает об этой любви. Многие люди в нашем мире считают прощение добродетелью, хотя это идет вразрез с некоторыми иными мировоззрениями (помню, какой я испытал шок, когда один друг сказал мне, что на Ближнем Востоке прощение никогда не воспринималось как добрая вещь). Мы понимаем, что в основном не можем так жить, но думаем, что должны так жить. В результате, к сожалению, у нас возникла такая ценность, которая не является ни любовью, ни прощением, — а именно, толерантность. Проблема, которую она порождает, очевидна: мое толерантное отношение к другому человеку мне ничего не стоит. Я пожму плечами и отойду, предоставив ему делать то, что он хочет. Вероятно, если бы я схватил другого за воротник и тряс его до тех пор, пока он со мной не согласится, это было бы хуже. Но это далеко от любви. Любовь утверждает реальность другого человека, другой культуры, другого образа жизни и требует, чтобы я узнал человека или культуру и понял, в чем заключаются их особенности, любовь желает дать самое лучшее этому человеку или культуре. Именно любовь, а не просто стремление навязать людям чуждые им ценности, вынуждала многих протестовать против режима апартеида в Южной Африке. Именно любовь, а не романтическое презрение к бизнесу (хотя это качество приписывали ему оппоненты) заставила Уильяма Вильберфорса бороться за отмену работорговли. Именно любовь, а не культурный империализм требует сказать, что обычаи сжигать вдову на похоронах ее мужа или убивать дочь, которая сбежала из дому с любовником другой веры или расы, бесчеловечны и разрушительны для общества. Любовь должна вступить в спор с «толерантностью» и указать ей, как она всегда делала, на более прекрасный путь.

Интересно, что все темы возвращают нас к любви. Мы часто видим карикатуры на любовь, но от этого она не теряет своей силы. Величайшая из всех добродетелей, начаток плода Духа — даже языческие моралисты признавали, что именно это выгодно отличает христианство от других направлений.

И теперь, наконец, пришла пора спросить: если таким призвано стать царственное священство, поклоняющееся живому Богу и несущее Его любовь и целительную справедливость миру, каким образом мы должны культивировать все необходимые Его добродетели? Как нам обрести ту сложную «вторую природу», которая позволит нам жить подлинно человеческой жизнью и отражать Бога миру, а мир — Богу? Какие шаги мы должны сделать, чтобы прийти к цельному и зрелому характеру, который, подобно инстинкту, поможет нам принять правильные решения в неожиданной ситуации?

В начале нашей книги мы среди прочего говорили о двух эпизодах: о пилоте, которому удалось посадить самолет на воду реки Гудзон, и об энергичном юноше, который спрашивал Иисуса о том, что «доброе» он может сделать ради «наследования жизни вечной». Отвечая этому юноше, Иисус предложил ему не дополнительные правила поведения, но нечто иное — образ жизни, действия, формирующие такой характер, который отражает миру щедрую любовь Бога, а не демонстрирует свои нравственные достижения окружающим. Подвиг пилота Челси Салленберджера состоял в том, что он на протяжении многих лет с помощью маленьких решений сформировал свой характер, так что в минуту испытания его «вторая природа» позволила ему выполнить нужные действия. Конечно, две эти сцены отличны одна от другой, но некоторые важнейшие их компоненты похожи.

И теперь, когда мы глубже поняли ответ Иисуса юноше и рассмотрели представления Нового Завета о добродетели, позволяющие сказать «как нужно жить», мы перейдем к последней части этого «как». Мы уже знаем, что на вопрос «Как нужно жить?» христиане прежде всего дадут ответ: «верой, надеждой и любовью» (и прочими добродетелями), а затем скажут: «упражняясь в добродетели». И тогда мы должны спросить: как именно нужно упражняться в добродетелях? В конце концов, здесь ведь не действует подход самосовершенствования, когда мы становимся все лучше и лучше с помощью наших собственных нравственных усилий. Как же нужно это осуществлять?

Прежде чем мы приступим к этому вопросу, еще раз напомню о той опасности, которой чревато бездумное отвержение «морализма» и «усилий». Все, что я собираюсь далее сказать, следует понимать в определенном контексте: Триединый Бог действует в истории, чтобы спасти человека от той грязи, в которую человек сам нырнул, и потому любые действия человека надо рассматривать в рамках деяний Бога и его благодати. Кроме того, если перейти от вселенной к человеческой жизни, стоит помнить, что любые христианские решения и поступки направляет и поддерживает Святой Дух. В одной пасхальной молитве из старых англиканских богослужебных книг есть просьба об исполнении пожеланий: во–первых, чтобы благодать Божья вложила в наш ум благие желания, и во–вторых, чтобы Бог постоянно помогал нам эти желания воплотить. Примерно о том же говорится в особой молитве воскресения после Богоявления: Боже, дай твоим людям «видеть и понимать, что им нужно сделать, и пошли свою благодать и силу, чтобы они могли это выполнить».[15]

Я утверждал в данной книге, что Новый Завет дает точный ответ на первую часть обеих этих молитв — преимущественно перечисляя те свойства характера, радикальная новизна которых основывается на жизни, мысли, достижениях, смерти и воскресении Иисуса. Все эти события делают последователей Иисуса людьми в подлинном смысле этого слова, носителями образа Божьего, царственным священством. Я говорил и о том, что согласно Новому Завету Бог Дух Святой отвечает и на вторую часть тех молитв, когда он обновляет сердце и ум каждого христианина, чтобы мы могли сознательно осваивать те формы поведения, которые сначала кажутся странными и неуютными, но затем постепенно становятся привычкой, нашей «второй природой».

И это действительно можно назвать «морализмом», здесь действительно требуются «нравственные усилия». Но не стоит обвинять такой подход в пелагианстве — то есть в том, что мы заявляем, будто способны совершенствоваться самостоятельно и что Бог ждет от нас именно этого. Такое обвинение, подобно многим другим вспомогательным богословским утверждениям, основано на одной нехитрой ошибке — на представлении о том, что когда действует Бог, мы бездействуем, и наоборот. Жизнь (слава Богу!) не подчиняется этой примитивной логике.