гнал целые потоки дождя. Это был настоящий тропический шторм, неукротимый, но краткий. Он продолжался не более часа, с невероятной силой ударяясь как раз в ту часть берега, где была привязана пинасса, и привязана притом очень небрежно.

Во время отлива разбушевавшееся течение отнесло ее к коралловым рифам, где она и разбилась вдребезги. Ее жалкие обломки рассыпались во все стороны и на гребнях пенистых волн унеслись в необъятную даль.

Глава XLIV

ДВА ТАРКВИНИЯ

Был второй час ночи. После шторма наступил полный штиль, и в бухте, к которой пристали пираты, царила невозмутимая тишь.

Морские птицы вернулись в свои гнезда, смирно сидели в них, ничем не нарушая ночного безмолвия.

Только изредка раздавался пронзительный крик морского орла, когда слишком близко пролетал какой-нибудь ночной хищник и будил ревнивую ярость пернатого тирана. Глухой шум бурунов и легкое журчание волн, ударявшихся о берег, покрытый раковинами и кораллами, дополняли картину этой ночи.

Время от времени из воды высовывалась щетинистая морда маната, издававшего пронзительный вопль, напоминавший стоны умирающего или рыдания человека, убитого горем.

Людские голоса тоже умолкли, так как разбойничий кутеж наконец прекратился; затихли скверные песни и пьяный хохот, до того сливавшийся с монотонным плеском волн в нестройный, раскатистый гул. Напившись допьяна, злодеи лежали на полу пещер; во всех углах слышались храп и сопение. Но не все были тут, и не все заснули.

Двое преступников вышли наружу, собираясь приблизиться к гроту, занятому пленницами. Так как луна уже скрылась, трудно было рассмотреть их лица, но благодаря отражению света на поверхности моря можно было заметить, что вместо матросской куртки на них был национальный костюм калифорнийских испанцев. На головах у них были шляпы с широкими полями; сборчатые брюки с разрезами были спущены до лодыжек, а на плечи были накинуты плащи из особого сорта сукна, которые выделываются только в Мексике. Цвет этих плащей было трудно различить в темноте, но казалось, что один из них — красный, другой — голубой.

В таком одеянии нельзя было узнать Гомеца и Гернандеца. Однако это были именно они.

Без всякого страха или особой осторожности они подошли к гроту, разговаривая вполголоса.

— Мне кажется, дружище, — сказал Гомец, — наше дело обстоит так, что нам лучше всего оставаться здесь, пока мы не устроим все, как хотели. Можно будет послать за патером, чтобы он пришел сюда. Говоря правду, я понятия не имею, когда мы доберемся до цели нашего путешествия. От Сант-Яго мы еще далеко, а идя туда с таким грузом, как у нас, мы рискуем быть ограбленными в пути. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Ну, конечно.

— Нам необходимо принять некоторые предосторожности. Первое, о чем нам надо подумать, — это не пускаться в путь до того, как мы поженимся с нашими милыми. Посланцем можно избрать Рафаэля или, в крайнем случае, дона Мануэля. Я в двух словах сумею неопровержимо доказать ему, что необходимо привести духовное лицо, которое будет в состоянии обвенчать нас надлежащим образом. Тогда мы получим возможность без всякого страха, даже наоборот, окрыленные розовыми надеждами, продолжить наше плавание, а наш медовый месяц проведем в Сант-Яго.

— Великолепная перспектива!

— То-то я и говорю, что лучше пожениться до отъезда.

— А как остальные? Будут они присутствовать на нашей свадьбе?

— А почему бы нет?

— По самой простой причине. Мы ведь решили с самого утра разделить нашу добычу. Когда это будет сделано, я и предложу, чтобы все разбрелись, кто куда хочет.

— Ты думаешь, что они согласятся?

— Непременно. Это для всех безопаснее. Если мы и дальше будем двигаться вместе, все двенадцать, не говоря уже о двух женщинах в придачу, то истории о кораблекрушении никто не поверит. Сообразив это, старики из собственных интересов, конечно, согласятся. Положись на меня: уломать их я всегда сумею. Шаферами будут у нас Падилла и Велардо; единственное, что нам не хватает, — это пары дружек для невест.

— Ха! Ха! Ха! — рассмеялся Гернандец.

— А теперь подумаем о невестах. Ведь мы еще не сделали им формального предложения. Правда, однажды мы пытались это сделать, но нас постигло полное разочарование. Теперь нам это не грозит.

— Я думаю, мы и теперь можем рассчитывать на полный отказ.

— Полный или неполный, мне решительно все равно. Знаю только, что дня через три, а может быть и раньше, я назову своей женой Кармен Монтихо. Однако идем! Мне не терпится повергнуть к ее ногам мое сердце и руку.

Гомец, а за ним и его друг направились к гроту, намереваясь, подобно двум Тарквиниям, нарушить сон невинности.

Хотя в пещере было темно, но там не спали. Несчастные пленницы переживали величайший страх, какой только можно себе вообразить. Самый острый его момент прошел, наступило внешнее успокоение, но это было обманчивое затишье отчаяния и смертельного горя. Они предпочли бы теперь умереть. В том, что им грозит неминуемая смерть, они не сомневались. Еще находясь в лодке, они слышали разговор своих врагов, споривших о судьбе судна, и значение этих слов для них было более чем ясно. Прошло уже достаточно времени, чтобы барк со своими жертвами, живыми или мертвыми, пошел ко дну.

Сознание, кого они лишились, причиняло девушкам невыносимую боль; причина заговора и вся картина чудовищного преступления были им ясны. Увы! Все это было непоправимо.

Однако чаша испытаний не была еще выпита до дна. Им еще грозила опасность, о которой они боялись не только говорить, но и думать. Что их ожидает? Трудно было ответить на этот вопрос. Однако среди туманных и сбивчивых мыслей, проносившихся в их сознании, одно опасение, возникавшее и раньше, мучило их неотступно.

— Я теперь больше, чем когда-либо, уверена, — сказала Кармен, — что мы с тобой, Иньеса, находимся во власти известных нам людей; то, что мы сегодня слышали, конечно, подтверждает мои догадки.

— Тогда мы погибли, и только чудо могло