На Первом съезде народных депутатов СССР Михаил Горбачев был избран Председателем Верховного Совета СССР почти единогласно, и, вероятно, эти дни съезда и две-три недели после него были пиком популярности М. Горбачева как политического лидера. Однако уже во второй половине июня и в июле 1989 г. положение дел в высших эшелонах власти стало как-то неуловимо меняться. Верховный Совет СССР начал свою работу на постоянной основе, и его заседания проходили в Кремле 3 – 4 раза в неделю с 10 часов утра до 6 часов вечера, а то и до 8 – 9 часов вечера. В свободные от общих совместных заседаний дни работали комитеты и комиссии. Проблем, неотложных дел, проектов было крайне много, и число их накапливалось, так как решение многих дел тонуло в малопрофессиональных и чаше всего совершенно бесплодных дебатах. Лично я наблюдал все это с некоторым недоумением. Я видел явный паралич власти, но не мог понять его причины. Создавалось впечатление, что у страны нет лидера, т.е. нет того, что сам М. Горбачев называл тогда сильной политической волей.

В первую сессию заседания Верховного Совета СССР вел, как правило, сам М. Горбачев. Раздельные заседания Совета Союза и Совета Национальностей были крайне редки. Чаще всего на заседаниях Верховного Совета присутствовал и Н.И. Рыжков, реже приходили министры и члены Политбюро. Ни у кого – ни у нас, депутатов, ни у работников ЦК КПСС или Совета Министров СССР – не было еще опыта парламентской работы, и поэтому очень много времени терялось впустую. Михаил Горбачев отдавал работе Верховного Совета и разным другим парламентским проблемам 30 – 40 часов еженедельно, однако эффективность и быстрота в решении многих важных проблем была утрачена. В прежние годы по множеству проблем принимались постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР, и они имели силу временных законов. Имел право принимать временные нормативные акты и Президиум Верховного Совета СССР. Но теперь у Президиума таких прав не было. Не могли принимать нормативные акты при работающем рядом парламенте и ЦК КПСС, и Совет Министров СССР. Но разрабатывать и принимать законы оказалось гораздо сложнее, чем разного рода постановления, которые было нетрудно и отменить. Но и Верховный Совет не имел права принимать законы по наиболее принципиальным вопросам. Наше решение могло быть только предварительным, а окончательный вариант закона мог принять только Съезд народных депутатов в полном составе. Между тем очередной, Второй съезд был намечен только на декабрь 1989 г. Огромная машина власти и управления вращалась вхолостую. И это в то время, когда в стране по всем направлениям нарастало напряжение, множились конфликты и кризисы. По традиции прежних лет в Верховный Совет СССР избирались многие руководители очень крупных учреждений, ведомств, предприятий. Это была для них почетная, но необременительная работа. Но теперь они должны были также сидеть в зале в Кремле по нескольку десятков часов в неделю и слушать дебаты по проблемам, которые для них были просто неинтересны. Мне приходилось много раз передавать какие-то записки и документы академику Евгению Велихову, директору Института атомной энергии им. Курчатова, от его сотрудников по институту. «Пусть он посмотрит все это на ваших заседаниях. У нас в институте мы его не видим». Напротив, директору большого центра «Микрохирургия глаза» Святославу Федорову с курьером отправляли множество бумаг из разных комиссий и комитетов Верховного Совета. Он согласился стать членом этих комиссий и комитетов, но не мог в них работать.

Власть бездействовала, и авторитет Михаила Горбачева явно уменьшался, тогда как критика в его адрес со стороны лидеров МДГ звучала все громче. Все громче звучала и критика в адрес Горбачева со стороны тех деятелей партийного и государственного аппарата, которых было принято называть тогда «консервативным крылом». Горбачева западные наблюдатели считали «центристом». Однако главным недостатком Горбачева в эти месяцы была не позиция, выбранная вполне правильно, а поведение. Он просто перестал принимать какие-либо решения. Когда осенью 1989 г. возник вопрос о том, можно или нельзя публиковать «Архипелаг ГУЛАГ» А.И. Солженицына, М. Горбачев рассердился. «Почему я должен это решать, – сказал он. – Пусть решает Союз писателей». Правление Союза писателей тут же собралось и приняло решение о публикации этой книги А. Солженицына. Но имелось множество острых национальных, социальных, политических и внешнеполитических проблем, по которым решение мог принять только один человек в стране – М. Горбачев.

В сентябре 1989 г. Михаил Горбачев, вернувшись из отпуска, провел Пленум ЦК КПСС и произвел несколько важных изменений в Политбюро. Был отправлен на пенсию Виктор Чебриков, председатель КГБ СССР. На этот пост был назначен Владимир Крючков, недавний заместитель Чебрикова. В. Крючков занял место Чебрикова и в Политбюро. На пенсию был отправлен редактор «Правды» Виктор Афанасьев. На его место был назначен недавний помощник М. Горбачева Иван Фролов. Горбачеву на пленуме оппонировал Егор Лигачев, и его явно поддерживала большая часть членов ЦК КПСС. Но на какой-либо разрыв или раскол М. Горбачев решиться не мог, хотя его к этому и толкали некоторые люди из близкого окружения, главным образом А.Н. Яковлев. Один из самых близких тогда М. Горбачеву помощников, Анатолий Черняев, записывал осенью 1989 г. свои впечатления и сомнения насчет положения дел и поведения М. Горбачева: «Приехал из отпуска – и о чем же первое заседание Политбюро? О нехватке мыла и прочих дефицитах. Толпа хохочет. Бросил ей козлов отпущения – Гусева, Лахтина, Ефимова (зампред. Госплана), хотя сам же на Политбюро говорил, что «не в них дело». Национальные страсти бушуют; в Азербайджане льется кровь, Карабах накануне полномасштабной гражданской войны. Сотни поездов в Закавказье стоят на путях. На съезде «Руха» в Харькове объявлена «конечная цель» – самостийная Украина. В Челябинске-Свердловске-Ленинграде Съезд рабочих комитетов подвел итог так: до перестройки было лучше, долой Горбачева! Сахаров и Старовойтова на захоронении 300 тысяч расстрелянных в Челябинске в 30-е гг. Сахаров там заявил: «Я Горбачева не идеализирую. Он нерешителен и неэффективен. Он, в конце концов, должен выбирать, лидер ли он перестройки или номенклатуры». Но в самом деле, уж очень робко он расстается с прошлым и с окружением. Хотя цену этому последнему знает. Да и вообще, что теперь такое Политбюро? Место, где Горбачев может много и откровенно обо всем говорить, по инерции полагая, что сказанное и решенное здесь имеет непосредственное практическое значение. Он еще раз «выиграл» пленум и произвел большую перетряску в Политбюро. Но это было все уже не то поле, где сражения за перестройку обещали победу. После Съезда народных депутатов СССР идет скольжение перестройки по наклонной вниз. Необратимость ее состоялась. Но лишь с разрушительным знаком»[120]. А. Черняев ясно видел, что как Политбюро, так и ЦК КПСС теряют власть в стране. Он еще лучше видел нерешительность М. Горбачева, ибо именно Черняев докладывал ему о многих событиях и документах, а во многих случаях и давал советы, которые М. Горбачев принимал к сведению, но которым, как правило, не следовал. Один из этих советов, к которому склонялся и А.Н. Яковлев, – расколоть ЦК КПСС на «демократическое» меньшинство и «консервативное» большинство. Предполагалось, что Горбачев в этом случае смог бы возглавить всех «демократов» и потеснить в этой роли Бориса Ельцина. Но это было бы в сложившейся тогда обстановке политической авантюрой, и Горбачев на такой шаг решиться не мог. Да и что представляла из себя коалиция «демократов». Эти люди не были способны управлять страной и решать труднейшие вопросы в еще большей степени, чем на это не было способно руководство «консервативного» ЦК КПСС.