Но Томас не успел высказаться по этому поводу, потому что Алистер схватил со стола увесистую книгу и ушел в дальний угол, отгороженный книжными шкафами.

Томас и Кристофер мрачно переглянулись.

– Наверное, он прав, – грустно произнес Кристофер. – Все действительно пошло наперекосяк.

– Ты узнал что-нибудь от Джеймса, когда ходил к нему домой? – спросил Томас. – Насчет Грейс или…

Кристофер присел на письменный стол Алистера.

– Грейс, – повторил он каким-то странным голосом. – Если Джеймс и любил ее когда-то, это прошло. Он любит Корделию, и мне кажется, что для него жить без жены – это все равно, что… Ну, как если бы меня заставили отказаться от чтения книг, от поиска знаний, от научных экспериментов. – Он взглянул на Томаса. – А что ты выяснил у Мэтью?

– К сожалению, он тоже любит Корделию, – сказал Томас. – И он тоже несчастен, точно так же как Джеймс; в каком-то смысле он несчастен из-за Джеймса. Мэтью скучает, чувствует, что поступил плохо по отношению к другу, и при этом ему кажется, что с ним самим обошлись дурно… Он намекнул мне… Если бы Джеймс сказал ему, что влюблен в Корделию, то Мэтью ни за что не позволил бы этому чувству укорениться в своем сердце. А теперь уже слишком поздно.

– Интересно… – пробормотал Кристофер. – Ты думаешь, у Мэтью это по-настоящему?

– Я думаю, для него любовь Корделии – нечто вроде отпущения грехов, искупления, – вслух размышлял Томас. – Он воображает, что если она полюбит его, то все его ошибки будут исправлены, а все плохое, что было в его жизни, останется позади.

– Мне кажется, любовь – это нечто иное. Что ее смысл не в этом, – нахмурившись, произнес Кристофер. – На мой взгляд, некоторые люди предназначены друг для друга, а некоторым просто не суждено быть вместе – как Джеймсу и Грейс. Джеймс и Корделия подходят друг другу гораздо больше. – Он взял со стола тяжелую «Книгу Подвигов», повернул ее и принялся рассматривать полустертые буквы на корешке.

Томас заметил:

– Знаешь, я вообще никогда не задумывался о том, подходят ли Джеймс и Грейс друг другу. Откровенно говоря, я ее совсем не знаю.

– Но тебе известно, что она сидела в своем мрачном поместье под присмотром матери много лет, как Рапунцель в башне, – отозвался Кристофер. – Несмотря на такое воспитание, она обладает острым умом. Могла бы с успехом заниматься наукой.

– Ах, вот как, – усмехнулся Томас, приподняв бровь.

– Именно так. Я обсудил с ней свою работу над огненными сообщениями, и она высказала несколько ценных соображений. Кроме того, Грейс разделяет мою точку зрения на активированный порошок из крыльев бабочек.

– Кристофер, – осторожно произнес Томас, – откуда тебе все это известно?

Кристофер сделал удивленное лицо.

– Я наблюдателен, – объяснил он. – Я же ученый. Наблюдать – это моя работа. – Он прищурился, глядя на книгу, которую держал в руках. – Нет, от нее не будет никакого толку. Я должен вернуть ее на ту полку, откуда она была взята.

И после этой необычной церемонной фразы он спрыгнул со стола и исчез за шкафами в восточной части библиотеки.

Томас пошел на поиски Алистера в противоположном направлении, туда, где горели зеленые лампы. Он шагал мимо витражных арочных окон, по алым и золотым ромбам света, лежавшим на паркете. Завернув за угол, он обнаружил Алистера сидящим на полу у стены; Карстерс откинул голову назад, в руках сжимал какую-то книгу.

Увидев Томаса, он вздрогнул, но не отодвинулся, когда юноша уселся рядом. Несколько долгих минут они сидели молча, глядя на фреску с изображением ангела на противоположной стене.

– Я хотел извиниться перед тобой, – наконец заговорил Томас. – Отношения между Джеймсом и Корделией… я не должен был говорить об этом. Мы с Джеймсом уже давно дружим, но я до сих пор не понимаю, что он нашел в Грейс. Никто из нас этого не понимает.

Алистер повернулся и посмотрел на Томаса. После переезда в Лондон он начал отращивать волосы, и теперь они падали ему на глаза, мягкие, темные, как облачко дыма. Желание коснуться этих волос, перебирать локоны Алистера было таким сильным, что Томас вынужден был сжать кулаки.

– Уверен, твои друзья сказали бы то же самое о нас с тобой, – произнес Алистер, – если бы узнали.

Томас, заикаясь, повторил:

– О нас… с тобой?

– Грейс, по-видимому, до сих пор является загадкой для «Веселых Разбойников», – сказал Алистер, – в то время как я – величина известная, и меня здесь не любят. Я просто хочу сказать, что они наверняка были бы озадачены, узнав о том, что мы…

Томас не мог больше терпеть. Он обнял Алистера за шею и притянул к себе, чтобы поцеловать. Алистер этого явно не ожидал; книга упала на пол, и он неуверенно взялся за локоть Томаса, чтобы не упасть.

Но не отстранился. Он позволил целовать себя, и Томас, разжав пальцы, запустил их в волосы Алистера, которые на ощупь напоминали шелковые нити. Юноша ощущал неимоверное облегчение – ему так давно хотелось этого, а после того, что произошло между ними в Святилище, желание стало только сильнее, – а потом облегчение перешло в лихорадочное возбуждение, и ему показалось, будто по его жилам течет жидкий огонь. Алистер целовал его все более страстно, а Томас смелее отвечал на поцелуи, чувствуя совсем рядом жаркое дыхание. Алистер шептал какие-то слова на персидском языке:

– Ey pesar, nik ze hadd mibebari kar-e jamal[38].

Томас прижался к нему, дрожа, задыхаясь, забыв обо всем, кроме этих прикосновений, поцелуев, ласк…

– Ba conin hosn ze to sabr konam?[39]

А потом все закончилось так же внезапно, как и началось. Алистер отодвинулся, не выпуская руку Томаса. На щеках у него выступил румянец.

– Томас, – выдохнул он. – Я не могу.

Томас закрыл глаза.

– Почему?

– Ситуация не изменилась, – произнес Алистер почти обычным голосом, и Томас почувствовал, что волшебство ушло, как будто никогда и не было. – Твои друзья ненавидят меня. И они имеют на это полное право…

– Я сказал Мэтью, – перебил его Томас.

Алистер прищурился.

– Ты… что ты сделал?

– Я сказал Мэтью, – повторил Томас. – Насчет себя. И о том, что я… что мы с тобой… что ты мне небезразличен. – Он откашлялся. – Ведь он уже знал о твоих отношениях с Чарльзом.

– Не забывай, что Чарльз – его брат, – произнес Алистер странным механическим голосом. – А Мэтью и сам… не такой, как все мужчины. Но что касается остальных ваших друзей…

– Кристофер не станет относиться к нам иначе. А Джеймс