вынесу, если ты откажешься от меня, Люси Эрондейл. Я буду следовать за тобой, даже если ты прикажешь мне уйти. Я жив благодаря тебе, но не только потому, что ты приказала мне вернуться в этот мир. Я жив с тех пор, как ты вошла в мою жизнь.

Слезы выступили на глазах у Люси, но она сморгнула их. Слезы были бессмысленны. Бесполезны. Вместо того чтобы плакать, она поцеловала Джесса – это был совсем невинный, быстрый поцелуй в щеку – позволила ему надеть на себя халат и еще несколько мгновений обнималась с ним. Потом она оставила юношу и вышла в коридор.

Она не помнила, как вернулась к себе в спальню. В комнате было почти темно, лишь угли, догоравшие в камине, давали слабый свет, да луна время от времени выглядывала из-за облаков. Но этого было достаточно. Люси села за стол, взяла ручку и начала писать.

14. Вся правда

Вся правда редко бывает чистой[37].

Оскар Уайльд, «Как важно быть серьезным»

В промежутках между допросами Грейс читала заметки Кристофера.

Среди рассуждений и аргументов, записанных мелким убористым почерком, попадались длинные запутанные уравнения. Перебирая страницы, Грейс чувствовала себя так, словно читала книгу на иностранном языке, которым не вполне владела. Бывали минуты, когда она, сидя на постели, внезапно поднимала голову и расправляла плечи, радуясь тому, что уловила ход мысли Кристофера. Но в другие моменты она отчаивалась вообще хоть что-нибудь понять.

Брат Захария был так добр, что принес ей тетрадь и ручку, чтобы она могла делать заметки. Работа отвлекала, она часто забывала о времени, и Братья, приходившие за ней, чтобы отвести на допрос к Говорящим Звездам, заставали Грейс врасплох.

Не было ни принуждения, ни пыток. Только бесконечный шепот в голове: он пробуждал в глубинах памяти давно похороненные воспоминания, эпизоды, о которых она годами старалась не думать. «Когда ваша мать в первый раз отвела вас в лес? Когда вы осознали, что обладаете необычными способностями, и поняли, в чем они заключаются? Когда вы догадались, что выполняете волю демона? Почему вы не ушли из дома?»

А после побега Татьяны из Адамантовой Цитадели стало еще хуже. «Куда, как вы считаете, могла направиться ваша мать? Есть ли у нее укрытие? Она сейчас с демоном Велиалом?»

Грейс ничего не могла ответить на эти вопросы и лишь повторяла, что не знает, что мать не считала ее равной себе и не делилась с ней секретами. Что она, Грейс, сильнее других желает, чтобы мать схватили и посадили под замок. Чтобы она больше не могла причинять зло другим.

После каждого допроса, когда Грейс чувствовала себя как выжатый лимон, Брат Захария сопровождал ее обратно в камеру. Он молча сидел на стуле снаружи, за решеткой, и ждал, пока Грейс придет в себя. Девушка лежала на кровати, сжавшись в комок, и дрожала. Когда она успокаивалась и снова начинала нормально дышать, он уходил, оставлял ее одну.

Грейс нравилось быть одной. В одиночестве она могла размышлять о магических уравнениях и химических формулах, о математических выкладках Кристофера, в которых искажались законы физики; и когда она засыпала, ей казалось, что графики и схемы парят над ее койкой, а каменные стены темницы исписаны светящимися символами.

Она сидела за столом, пытаясь разобраться в одном особенно сложном уравнении, когда по ту сторону решетки появился Брат Захария. Он передвигался по городу беззвучно, поэтому, прежде чем заговорить, из любезности стучал по решетке, чтобы не испугать ее.

«К вам посетитель, Грейс».

Она обернулась, едва не выронив ручку. Быстро оглядела себя – простое платье цвета слоновой кости, волосы завязаны на затылке лентой. Более или менее приличный вид. Грейс спросила:

– Это Кристофер?

После короткой паузы Захария ответил:

«Это ваш брат, Грейс. Джесс. Он пришел из лондонского Института».

Грейс стало холодно, несмотря на шаль. «Этого не может быть, – подумала она. – Я вела себя осторожно, я не спрашивала… Ни о Люси, ни о…»

– Джесс? – прошептала она. – Пожалуйста… прошу вас, приведите его.

Захария еще несколько мгновений смотрел на нее, потом ушел. Грейс поднялась со стула, чувствуя, как подгибаются ноги. Джесс. Столько лет он был реальным для нее и только для нее. А теперь стал по-настоящему живым человеком, который жил в лондонском Институте и мог проделать путь из одного города в другой.

На стенах коридора и потолке заплясали отсветы колдовского огня, а в следующую минуту появился Джесс.

Грейс ухватилась за край письменного стола, чтобы не упасть. Она надеялась, что Люси сумеет его вернуть. Она верила в лучшее. Но увидеть его таким – таким, каким он был за день до роковой церемонии нанесения рун, юным, высоким, здоровым, улыбающимся…

Девушка пристально смотрела, как брат приближается к двери, устанавливает факел с колдовским огнем в держатель на стене. Джесс был прежним и в то же время другим – она не помнила любопытства в выражении его лица, не помнила этой лукавой усмешки, задумчивого взгляда.

Он просунул левую руку сквозь прутья решетки. На тыльной стороне кисти выделялась большая черная руна Ясновидения.

– Грейс, – заговорил он. – Грейс, это я. Все получилось.

Грейс Блэкторн никогда не плакала, по крайней мере, по-настоящему. Это был один из первых уроков, преподанных матерью. «Слезы женщины, – говорила Татьяна, – это ее оружие, одно из немногих средств воздействия на мужчин. Ты не должна проливать их напрасно – воин не швыряет оружие в реку. Прежде чем плакать, скажи себе, с какой целью ты это делаешь».

И поэтому, почувствовав привкус соли во рту, она удивилась. В последний раз она плакала очень давно. Девушка взяла руку брата, сжала ее, и когда он сказал: «Грейс, все будет хорошо, Грейс», она позволила себе поверить в это.

Ариадна невольно подумала о том, как это приятно – подниматься по ступеням на этаж, где находилась квартира Анны, извлекать ее ключи из ридикюля, расшитого бисером, открывать дверь и заходить в уютную гостиную, где витал аромат выделанной кожи и роз. «Только не вздумай привыкать к этому ощущению», – напомнила она себе, заходя в подъезд с холода. Девушка знала, что это не приведет ни к чему, кроме новых страданий. Сейчас Ариадна уже хорошо представляла себе, как опасно предаваться фантазиям о жизни с Анной. В конце концов, она возвращалась после поисков собственной квартиры; лучшим выходом для них двоих будет жить раздельно.

Найти подходящее жилье в центре Лондона оказалось сложнее, чем найти демона нага, прячущегося в водосточной трубе.