– В чем же была ошибка? – уже без издевки спросил Лебедев. Он видел, что другу не до веселья.

– Мы искали мужчину, который убил двух барышень…

– А надо было?

– Женщину, – ответил Ванзаров, прямо глянув в лицо Аполлону Григорьевичу. Чуть снизу вверх.

Лебедев только хотел спросить, кого же следует подозревать в такой кровожадности, как на его друга налетело что-то белое, визжащее, которое принялось лупить кулачками, сыпля вперемешку французские и испанские ругательства. Лебедев опешил и только наблюдал, как Ванзаров сносит удары. Он сносил их, как скала терпит шлепки волны. Подставляя грудь.

Фурия выдохлась и тяжело дышала. Прическа ее пострадала куда больше грудной клетки Ванзарова, шляпка съехала на затылок и держалась на заколке. В гневе Отеро была довольно привлекательна. Как бывает интересен разъяренный бык.

– Как вы могли… Азардов! – наконец проговорила она. – Как вы могли?!

– В чем провинился перед вами, мадам? – сказал Ванзаров, являя чудеса выдержки. Во всяком случае, Лебедев давно такого не видел. Хотя сам предусмотрительно сдвинулся к стенке.

Отеро сжала кулачки.

– Вы обещали… Дали слово, что бенефис состоится!

– Он состоится, мадам…

– Чтобы я одна вышла на сцену? Чтобы победа досталась без борьбы? Мне не нужна такая победа! Мне нужен бой!

– Вы получите достойную соперницу…

Со страстью, достойной лучшего применения, ему хотели влепить пощечину. Но Отеро совсем забыла, с кем имеет дело. Ванзаров уклонился, ладошка пролетела перед его усами. Да и только. Зато божественная, вложившись в удар, потеряла равновесие. Ее бережно поймали и поставили на место.

– Какую соперницу, Азардов? – проговорила она в печали. Как часто бывает после пика эмоций, наступила апатия. – Я приехала на свою репетицию, и что же узнаю? Итальянка похищена какими-то бандитами в масках. И это посреди столицы вашей империи?! Стреляют, размахивают шашками, убили двух полицейских и застрелили трех лошадей! Где это видано?! У нас, в Испании, такое невозможно. А вы, где были вы, когда ее крали?

– Вел приятную беседу с этим господином, – ответил Ванзаров, указывая на Лебедева.

Того не удостоили и взглядом.

– Вели приятную беседу? Вы знаете, что я могу вас выгнать вон из полиции вот так… – Отеро щелкнула пальцами. – Хотите?!

– Вы можете поступать, как сочтете нужным, – последовал ответ. – Я повторяю обещание: бенефис состоится. У вас будет соперница, которую сможете победить. Или проиграть ей с честью…

Спокойствие и ровный голос иногда творят с женщинами чудеса. Что доподлинно известно дрессировщикам диких зверей. «Спокойствие и кнут возьми с собой, когда будешь иметь дело с женщиной», – говорило выражение лица Ванзарова. И сила подействовала. Отеро отошла на шаг, будто намеревалась с разбегу ударить его головой в живот, но вместо этого прыгнула ему на шею и влепила поцелуй в самые усы. Так стремительно, что Ванзаров не успел даже «пардон» сказать. Зато Лебедев издал один из мерзких смешков, на какие был большой мастер. За что немедленно поплатился.

Отеро бросила в него огненный взгляд.

– Это что за русский медведь? Ваш камердинер?

С такой наглостью Аполлон Григорьевич давно не имел дела. Обычно ведь только он позволял себе подобные выходки. А тут… От гнева он чуть не задохнулся. Если бы Отеро была мужчиной, последствия могли быть самыми плачевными. Но ей повезло, она родилась женщиной. Дернув плечом, Отеро удалилась, гордо изогнув спину.

– Это кто такая… – тут Лебедев позволил себе такое непечатное выражение, по сравнении с которым слово «сука» было бы похвалой.

– Разве не знаете? – спросил Ванзаров. – Божественная Отеро собственной персоной.

– Да знаю прекрасно, кто она. Ишь, королева брильянтов… – И Аполлон Григорьевич опять ввернул выражение, от которого покраснел бы городовой.

– Как вы ее назвали? – переспросил Ванзаров. Во времена его юности некая «королева брильянтов» оставила в его душе свой след. Довольно глубокий. Ну да что вспоминать…

Лебедев отмахнулся.

– Вы что, газет не читаете? Так ее репортеры прозвали… Выходит на сцену вся в каменьях… – И в третий раз он изрек мощный эпитет из великого и могучего русского языка.

Газеты Ванзаров читал. Только никогда не заглядывал в театральную хронику.

– Полезный урок, Аполлон Григорьевич, – сказал он.

– В чем же, позвольте узнать?

– Он мне кое-что наглядно разъяснил…

– Как вашего друга с грязью смешивают?

– Отеро определила ваш характер и нанесла небольшой удар в самое уязвимое место – вашу гордость. По-женски точно…

Аполлон Григорьевич вытащил сигарилу и стал ее разминать.

– И чему тут учиться? – недовольно буркнул он. – Взбалмошная дура, не следит за языком…

– Чтобы победить, женщина должна уколоть в больное место. Укол маленький, но чувствительный. В вашем случае. А в ином – последствия могут быть трагические, – сказал Ванзаров и пошел прочь, погружаясь в мыслительные дебри.

Лебедеву оставалось только последовать за странным гением.

Мадам Фальк проявила всю силу материнской выдержки. Посыльный принес записку на имя Анечки, а мать не посмела вскрыть это письмо. Хотя имела полное право знать, кто пишет ее незамужней дочери. Дождавшись возвращения Ани с уроков, она вручила дочке записку. Что будет дальше, она прекрасно знала. Дочь отошла подальше, вскрыла письмо, прочла и тут же спрятала его в лиф.

– От кого послание? – ласково спросила мадам Фальк.

– Отстаньте, мама. Вовсе не то, что подумали, – ответила Анна, отметая подозрения о женихах.

– Из театра приглашение?

Дочь резко повернулась к ней.

– А хоть бы и так. Что с того?

Догадка оказалась верной. Мадам Фальк старалась не показать, как обрадована.

– Так ведь я же только спросила…

Слушать ее не стали. Анечка побежала к себе переодеваться. И заперлась, не пуская ни мать, ни горничную. Она вышла в новом платье, которое ей сшили месяц назад для особого случая. Светлое, чистое, воздушное. Мадам Фальк откровенно любовалась дочерью: звезда, да и только…

– Серьги мои надень или кулон…

– Ах, мама, это неприлично. Ваши прадедовские украшения никому не нужны, – и Анечка поправила выбившийся локон. – Смотрят не на камни, а на талант… Лучше без них…

Мадам Фальк была согласна: такую красоту и талант драгоценности только испортят. Лучшие друзья барышни – свежесть и молодость. А вовсе не брильянты. Она была готова согласиться с чем угодно, лишь бы дочь была счастлива.