вызывала у него улыбку. В первый раз он зарёкся, что точно больше сюда не вернётся, во второй раз с осторожностью заметил, что не хотел бы возвращаться, но ничего исключать нельзя, а в третий раз был готов попрощаться фразой «до скорой встречи».

Было уже поздно, но Юлиан рассчитывал успеть на последний троллейбус, следующий к общежитию. Если же этого не случится, он не сильно расстроится, потому что в последнее время не только привык к пешим прогулкам, но и начал получать от них некоторое удовольствие.

Юлиану очень повезло – Ганс Сорвенгер не успел закрыть магазин. Приблизившись к месту, он заметил горящий свет, и внутри у него отлегло. В окне Юлиан увидел шимпанзе, сидящего на подоконнике, и невольно задумался о том, что же перед ним на самом деле – антикварная лавка или зоопарк.

Не торопясь, Юлиан вошёл внутрь. Он старался не делать резких движений, потому что понимал, что его появление может несколько шокировать Сорвенгера. Вряд ли хозяин лавки будет рад третьему появлению надоедливого юноши, с которым у него связаны не самые тёплые воспоминания.

На подоконнике уже не было никакого шимпазе. Ганс Сорвенгер тихо и непринуждённо сидел за своим столом и благополучно почитывал газету.

– Я закрываюсь через пять минут, – сообщил он, не поднимая глаз.

Наверняка, он рассчитывал, что это отпугнёт посетителя, и он отправится домой. Но гость был не из тех.

– Выходит, у нас ещё много времени, – сказал Юлиан.

Увидев лицо гостя, Сорвенгер подорвался и резко убрал свою газету.

– Снова вы? – спросил он.

Юлиан приподнял голову, чтобы рассмотреть содержимое первой полосы газеты, но, к несчастью, по отношению к нему она лежала вверх ногами.

– У меня есть очень важный вопрос.

– Ещё важнее предыдущего? Повторяю вам ещё раз, как добропорядочный гражданин – я не продаю орудия убийства! О чём думают ваши родители! Передайте им, что нехорошо разрешать своим детям гулять в столь поздний час! Опасные преступники, напоминаю вам, бродят на свободе!

– Я живу без родителей. А ещё Исландия – это остров, и оттуда трудно добраться до Свайзлаутерна.

Ганса Сорвенгера эти слова совершенно не убедили. Он поднял свою газету и ткнул ей в лицо Юлиану.

– Посмотрите! – говорил он, не заботясь о том, что Юлиан не мог рассмотреть ни единой буквы из-за того, что ежесекундно газета двигалась из одной стороны в другую. – Ростислав Успенский – советский маньяк и серийный убийца, среди жертв которого были и дети! Джеймс Хатчерсон – один из выживших членов преступной группировки Акрура Молтембера, чернокнижник! Джошуа Пройс – изменник родины! Майкл Гилберт – американский шпион! И это далеко не полный перечень, мой дорогой друг!

– Среди них был ваш брат Якоб Сорвенгер? – решительно спросил Юлиан.

Возможно, стоило действововать несколько деликатней, но он больше не мог терпеть монологов Сорвенгера.

Хозяин лавки осёкся, услышав имя брата, и, бросив газету на стол, кинулся на Юлиана. Сначала казалось, что Сорвенгер схватит юношу за грудки, но в итоге он сдержался.

– Как ты смеешь, дерзкий мальчишка?

Определённо, имя Якоба Сорвенгера что-то значило для него, из чего можно было сделать вывод, что Юлиан не был последним, кого не коснулась изменённая реальность.

– Выходит, вы знаете его?

– Знаю ли я его? Выметайся из моей лавки, пока я не позвонил в полицию!

Если Юлиан помнил Якоба Сорвенгера, значит, должен был помнить кто-то ещё. Противного попросту не могло было быть – Юлиан никакой не избранный и не особенный.

– Я готов сам сдаться в их руки, но я прошу – скажите, что вы знаете о нём.

– Я не знаю, каким образом в твои руки попала информация об этом имени, но предупреждаю – это неудачная шутка.

– Буквально на днях вы не стеснялись говорить о нём. Из ваших уст звучали слова о том, что Якоб – пятно на репутации семьи и ваш личный позор.

– Этого не могло быть, потому что я рос один.

Возможно, после этой фразы разговор потерял любой смысл.

– Выходит, вы не помните своего брата? Выходит, в вашем понимании его тоже не существует?

– Вон отсюда. Магазин закрылся!

– Дайте мне ещё минуту, герр Сорвенгер. Вы не можете не помнить его. Я ещё могу принять тот факт, что не помнят другие, но вы – родной брат! Вы не могли быть не посвящены в его планы.

Настойчивость Юлиана перешла через все рамки приличия.

– Вы очень странный юноша, – сказал Сорвенгер. – Раз за разом вы врываетесь в мой магазин и задаёте странные вопросы. Я не обязан отвечать вам на них.

– Я больше никогда не вернусь сюда, если вы скажете мне, что вас связывает с Якобом Сорвенгером. Вам знакомо это имя – я вижу.

– А я вижу, что вы перешли рамки дозволенного. Кто дал вам право копаться в прошлом моей семьи?

– В прошлом? Выходит, вас связывало что-то с Якобом Сорвенгером? Когда-то давно, в прошлом?

– Мой брат родился мёртвым! – не выдержал Ганс Сорвенгер.

Он с силой топнул ногой, и в голове Юлиана отразились отзвуки этого удара.

– Этого не может быть, – прошептал он.

– Из какой больницы вы сбежали? Думается мне, только пациенты подобных мест могут поддерживать связь с мертворождёнными. Сорок пять лет назад, за два года до моего рождения, у моей матери случился выкидыш на позднем сроке беременности. Мальчику дали имя Якоб. Если бы не эта трагическая случайность, я бы не стоял сейчас напротив вас, потому что родители планировали завести только одного ребёнка.

Ганс говорил очень убедительно. Настолько убедительно, что Юлиану не оставалось ничего иного, кроме как поверить в то, что он слышит правду. С другой стороны, репутация Якоба Сорвенгера тоже была безупречной, и никому не приходило в голову допустить вероятность его лжи.

Возможно, способность искусно лгать была семейной чертой Сорвенгеров. Потому, несмотря на всю убедительность изложенного, Юлиан не мог довериться полностью. Ничто не может заставить поверить его в то, что память о событиях, которые он помнит, будто они были вчера, является ложной.

– Вам знакома ситуация, когда никто не верит вам, но вы знаете, что правы? – спросил Юлиан.

– Я уже ответил на все ваши вопросы.

– Можно ли помнить то, чего не было?

– Можно. Это называется шизофрения. Настоятельно рекомендую обратиться вам в психиатрическую больницу.

– Спасибо за совет.

– Прощайте. Я до сих пор не могу понять, как вы узнали имя моего нерождённого брата, но искренне надеюсь, что и не узнаю. Мы же больше не увидимся, не так ли?

– Даю слово, – ответил Юлиан и скорой поступью отправился в сторону выхода.