«Кто поранил вам лицо?» — пытается добиться правды муж. «Здесь не было никого, кроме флорентийца». И муж подает жалобу королю, который приказывает разыскать скульптора, творит скорый суд и выносит приговор: повесить. В день казни некая дама добивается для Каппары помилования, потому что предполагает, что он должен быть «необычайным любовником». Каппара решает стать монахом, заявляя, что «не в силах забыть женщину, которая предала его сердце». Она же, отныне нося на лице уродливый шрам, признается, что «любит Каппару больше жизни, больше всего на свете».

«Герцогиня де Ланже» появилась в апреле-мае 1833 года в легитимистском журнале «Эко де ля Жен Франс», патронируемом герцогом де Фитц-Джеймсом, дядей маркизы де Кастри. Затем публикация романа внезапно прервалась, по всей видимости, после резкого письма Бальзака маркизе де Кастри, которая теперь говорила ему о своих слезах и стенаниях и уверяла в своей «преданности». Окончание второй части и вся третья часть романа написаны пером мстителя.

«Герцогиня де Ланже» повествует о злоключениях генерала маркиза де Монриво, которого любимая женщина превратила в подобие «мальчика на побегушках». В книге высмеивается аристократия предместья Сен-Жермен, находящая исключительное удовольствие в жизни, полной лжи, обмана и измен. Это именно она своей никчемностью способствовала падению законной династии в 1830 году.

«Вы мне не неприятны», — говорит герцогиня генералу Монриво.

Имя герцогини — Антуанетта. У Генриетты де Кастри она позаимствовала золотисто-рыжеватый цвет волос и «благородное изящество девочки-подростка». Монриво напоминает Бальзака: это невысокого роста, широкий в плечах, «мускулистый, как лев» человек с крупной квадратной головой… Он не художник, он солдат, и притом не лишенный воинской славы. Он сражался при Лейпциге и Ватерлоо. Наступает Реставрация, и король посылает его в Нубию исследовать верховья Нила. Во время одного из переходов через пустыню Монриво в изнеможении падает на песок, но снова встает… «Он не мог допустить, чтобы над ним склонился его проводник-нубиец, то есть варвар». После этого генерал прошагал еще пять часов, пока не добрался до «озера, окруженного зелеными зарослями и восхитительным лесом».

В Париже эта выдуманная история вызвала неподдельный интерес. Монриво как бы поднимал в глазах широкой публики образ француза, изрядно поблекший после поражений Империи. Источником силы для свершения подвига послужила ему его «гордость европейца».

Герцогиня Антуанетта желает, чтобы «этот человек не принадлежал ни одной женщине, но вовсе не намерена принадлежать ему». Таким образом она выступает в роли «собаки на сене» из комедии Лопе де Вега.

Монриво, сгорающий от любви, долгих семь месяцев ходит к герцогине. Она принимает его «возлежа на диване, немая и неподвижная», словно к ней явился не живой человек, а статуя.

Однажды вечером Монриво произносит перед ней слова, смысл которых сводится к требованию: «Позвольте вами обладать». Герцогиня пытается оправдать свою холодность следующими рассуждениями: в мужчинах, говорит она, страсть нередко становится источником любовных интриг, но ключом к их сердцу она служить не может. «Разве можно знать наверняка, что притягивает вас к нам?»

В сердце Монриво любовь сплетается с чувством мести. «В ужасе перед человеческой природой» он уезжает с бала.

Однажды ночью Монриво, задумавший заклеймить герцогиню каленым железом, чтобы впредь она не могла «играть с другими сердцами», тайно похищает ее. Наказание ужасно, но для Антуанетты оно становится самым убедительным доказательством любви: «Когда ты так отметишь женщину, которая должна стать твоей, когда запечатлеешь на ее челе свое каленое число, что ж! Это значит, что ты никогда уже не сможешь ее бросить! Это значит, ты навсегда будешь моим», — говорит Монриво герцогиня.

Из уст герцогини звучит также осуждение общества, навязавшего ей свои условности. Антуанетта уйдет в монастырь. «Склонившись у престола Господа, она получит право и силу надзирать за мужчинами».

С помощью тринадцати преданных товарищей, призвав всю свою решительность, Монриво решает увезти Антуанетту из монастыря, но он приходит слишком поздно и может лишь бессильно наблюдать, как процессия монахинь выносит тело сестры Антуанетты. Ее мертвое лицо «сияет божественной красотой».

«Она теперь не больше чем поэма», — говорит Монриво.

Что касается маркизы де Кастри, то она была слишком сильным игроком, чтобы удаляться в монастырь. И для Бальзака она навсегда осталась любезным другом. В мае 1833 года, когда «Герцогиня де Ланже» печаталась в «Эко де ля Жен Франс», госпожа де Кастри дала князю Меттерниху прочесть первую часть «Истории Тринадцати», второй главой которой как раз и является «Герцогиня де Ланже». Немного спустя маркиза дала согласие просмотреть «Герцогиню де Ланже» и внести свои поправки — выступив в роли светской дамы, способной судить о правдоподобии диалогов, которые не должны выходить за рамки этикета.

Бальзак по-прежнему встречался с маркизой, которая стала герцогиней. Она приглашала его к обеду, он водил ее в лес на прогулки и рассказывал о своих романах… Герцогиня де Кастри навсегда осталась для него одной из тех особ, с которыми, по его мнению, следовало вести себя по-светски и проявляя изрядное остроумие. В соответствии с этим сложится и ее суждение о нем: «ветреный, любезный, непостоянный, тщеславный».

Итак, Бальзак выступил с разоблачениями нравов предместья Сен-Жермен. Он посмел заговорить о «торговцах и тружениках, которые укладываются спать в то время, когда аристократы лишь собираются обедать». Он высмеял «принца Монморанси, который возвышается, словно церковь Сен-Мартен, на углу улицы, носящей его же имя», и «герцога Фитц-Джеймса, потомка шотландской королевской фамилии, выстроившего себе особняк на улице Марии Стюарт, на углу улицы Монторгей».

В который раз на страницах произведений Бальзака появился, перекликаясь с творчеством Корнеля, образ малодушной знати, руководимой дурными советниками, в раболепии перед королем стремящейся принизить угрожающую ему опасность, лишь бы сохранить собственное беззаботное существование. Все эти люди готовы не щадить своих сил, чтобы «принизить величие и возвысить ничтожество».

«В любом государстве и при любой форме правления, как только патриции поступаются своим положением полного превосходства, они теряют всякую силу, и народ сейчас же опрокидывает их. Народ всегда желает видеть у них в руках, в сердце, в умах богатство, власть и способность действовать, умение говорить, мыслить и стяжать славу. Без этого тройственного могущества теряет смысл любая привилегия. Народы, как и женщины, любят силу в том, кто ими управляет, а любовь эта не бывает без уважения; они не согласятся покориться тому, кто не сумеет этого потребовать».