Он не последовал за ней. Лунд остановилась:

— В чем дело?

— А мы точно уверены, что он замешан в этом деле?

— Да. А что?

— За ним никаких правонарушений, ни одного контакта с полицией. Работает, четверо детей, молится пять раз в день.

— Ну и что из этого?

— Что-то не складывается.

— Ради бога, Майер. Откуда вы свалились? Вы что, хотите, чтобы у них на лбу надпись была?

— Все равно что-то не так! Он мог бы вынести все эти вещи из гаража, если бы захотел, у него было время.

— А он все оставил.

— И потом вернулся. На место преступления…

— Дайте мне пять минут, — сказала она и решительно шагнула в комнату.

Аккад был смуглым мужчиной тридцати пяти лет: кожаная куртка «пилот», лоснящиеся черные волосы, испуганное моложавое лицо, по которому не угадывался его возраст.

Лунд села, бросила на стол папку.

— Вот что я вам скажу, — начала она. — Если вы не станете говорить, я засажу вас в камеру. С парочкой байкеров, которых задержали за торговлю наркотиками в Христиании. Интеграция их не привлекает, Мустафа. Как вам такая перспектива?

Он вдруг заволновался.

— А, значит с языком у нас проблем нет. — Она показала на дверь. — И что вы выберете: камеру? Или будете отвечать на вопросы? Ну же, я жду.

Переводчица продолжала переводить.

— Ему это не нужно, — сказала Лунд. — Больше не переводите ни слова. Он будет говорить со мной по-датски. Или отправится на встречу со своими новыми приятелями-байкерами.

Аккад упер взгляд в стол.

— Слушайте меня! — рявкнула Лунд, наклонившись близко к нему. — Суду не будет интересно, что вы обещали Кемалю. Как не интересно это и мне. Я могу устроить вам депортацию в три дня. Прямо из камеры вас сунут в самолет, и глазом моргнуть не успеете, как окажетесь на родине.

Ее слова начинали оказывать свое действие на Аккада.

— И это еще не все, Мустафа. Мы позаботимся, чтобы прямо в аэропорту вас встретила полиция. — Она выждала пару секунд. — Какая в вашей стране полиция? Они так же улыбаются, как мы? Такие же милые?

Переводчица продолжала переводить, и Лунд не возражала — это помогало поддерживать нужную атмосферу.

— А потом, — сказала Лунд поверх монотонного перевода женщины в парандже, — я навещу вашу жену и детей. Проверю их документы. Посмотрю, нельзя ли их отправить вслед за вами.

Он уронил голову в ладони.

— На что они будут жить, пока вы сидите в тюрьме? Смогут ли дети ходить в школу? Будут ли их лечить бесплатно, если они заболеют? Дадут ли им пособие, как здесь? Или они пойдут побираться на улицах, как все остальные…

— Я работаю! — Аккад взревел, как раненый зверь, и вооруженный полицейский в форме сделал шаг к столу. — Целыми днями работаю!

— По-датски вы тоже неплохо говорите. — Лунд сложила руки на груди, откинулась на спинку стула и приготовилась слушать.

— Это не то, что вы думаете.

Майер подтянул стул поближе.

— Объясните нам, — попросил он.

Мустафа Аккад затряс грязными кудрями.

— Рама хороший человек. Вы должны мне верить. — Он с мольбой смотрел на Лунд. — Он не может никому причинить вред. — Словно потеряв силы, Аккад замолчал и прикрыл глаза. — Просто он сделал глупость.

— Рассказывайте, — велела Лунд.

— Мы договорились, что я заеду в пятницу. Он знал, что девушка собирается приехать к нему. Я говорил, что не хочу иметь с этим дела. — Пожатие плечами. — Но ему нужно было какое-то укрытие. Когда я приехал, девушке было плохо, вся избитая, едва могла ходить. Мы отнесли ее в машину и отвезли в мой гараж. Там она могла спрятаться от родни. Потом я уехал…

— От какой родни? — переспросила Лунд. — О ком вы говорите?

— О девушке. Вы же все время спрашиваете меня о девушке. Вот я и рассказываю… о девушке, которой Рама помог.

— Что это за девушка?

— Эта девушка, — произнес Мустафа Аккад очень медленно, — из прихода его отца. Та, о которой вы спрашиваете. Дочь Абу Джамаля, Лейла. Ее хотели выдать замуж за какого-то парня с родины, чтобы он смог приехать сюда. И она сбежала из дома.

— Черт, — пробормотал Майер.

— Если ее найдут, я не знаю, что с ней сделают. — Он посмотрел на них с вызовом. — От вас помощи не дождешься. Поэтому Рама помог ей, спрятал в моем гараже. Потом, в воскресенье, отвез ее куда-то еще, я не знаю.

Майер снова выругался, потом встал и вышел из комнаты. Закурил сигарету в полутемном коридоре. Поднял голову, глянул по сторонам — в дальнем конце стояла жена Кемаля в потрепанной куртке защитного цвета, с телефоном в руке.

— Рама не вернулся домой, — сказала она. — Где он?

— Не знаю. Я ему не нянька.

— Понимаете, он ушел в магазин кое-что купить. И все. На звонки не отвечает.

Лунд появилась в дверях, прислушалась.

— Я оставила ему кучу сообщений. — Она показала Майеру телефон. — А он всегда перезванивает. Он знает, что я волнуюсь.

Лунд направилась в кабинет Свендсена. Тот сидел, раскинувшись на стуле, и потягивал из кружки кофе.

— Где сейчас Тайс Бирк-Ларсен? — спросила она.

— Когда последний раз проверяли, был дома.

— Я велела держать его под постоянным наблюдением.

— Дайте мне миллион человек, и, может, тогда я смогу выполнить четверть ваших заданий.

— Узнайте, где он, — приказала она.

Он скорчил ей в спину недовольную мину.

В четверть седьмого алый фургон остановился у входа в пустой склад. Первым из кабины выбрался Скербек, огляделся: воскресным вечером эта часть города всегда пустынна. На всякий случай все-таки проверил, что слева и справа. Вспомнил прошлые деньки, когда они с Тайсом работали на улице. Хорошая была у них команда. И ладили они неплохо. По большей части.

— Чисто, — сказал он и стукнул кулаком по водительской двери. Потом вынул электронный ключ, открыл замки, поднял секционные ворота, помог Бирк-Ларсену въехать внутрь.

В отдалении промчался поезд, где-то прогудел клаксон. Потревоженные появлением людей голуби разлетелись по темным внутренностям склада, тревожно хлопая крыльями. Скербек включил освещение, затем опустил ворота.

Старые деньки…

Бирк-Ларсен привез с собой кувалду, Скербек — рукоятку от кирки. Они встали у задних дверей фургона, помахивая орудиями, невольно вспоминая прошлое.

— Тайс…

— Помолчи.

Скербек умолк. Ему досталась роль зрителя.