Затем показали, как телерепортер бежит по коридору ратуши вслед за Поулем Бремером, подсовывая микрофон мэру под нос.

— Я рад, что все закончилось для Хартманна благополучно, — не очень убедительно говорил Бремер. — Но мы все видели, как он себя вел. Его нерешительность граничила с параличом. Троэльс Хартманн не годится на пост мэра города. Эта работа ему не по зубам.

Вошел Вебер, сияя улыбкой, что было вовсе не характерно для него:

— Нам оборвали телефон, Троэльс. Пресса жаждет пообщаться с тобой. Все довольны таким оборотом.

За ним следовала Скоугор.

— Даже в парламенте рады, — добавила она. — Победители всем нравятся.

На экране возникла Кирстен Эллер.

— Это замечательный момент, — провозгласила она, самодовольно улыбаясь. — Сама жизнь показывает нам, что Троэльс Хартманн — достойная альтернатива Бремеру. Именно поэтому мы поддерживали его с самого начала.

Хартманн запрокинул голову и захохотал в потолок. Потом выключил телевизор.

— Так что с прессой? — напомнила Скоугор.

— Я не хочу говорить с ними до завтра. Сделай заявление о том, что справедливость восторжествовала и я этому рад. Мортен?

Вебер открыл свой блокнот.

— Активизировать наглядную агитацию. Сделать акцент на нашей программе интеграции. Как можно чаще упоминать о ролевых моделях, говорить об их успехах. Да, еще одно… — Хартманн подошел к вешалке, надел пальто. — Назначь на завтра собрание группы, но не звони никому до утра. Скажи, чтобы пришли все те, кто был на собрании сегодня.

— Может, все-таки пораньше предупредить? — спросил Вебер.

— Мне дали еще меньше времени.

Вебер отправился в свой офис выполнять указания, а Троэльс Хартманн снял с крючка пальто Риэ Скоугор, подал ей. Давно уже он не видел ее такой счастливой. Она была очень красива, хотя и измучена. В эти дни всем досталось.

— Я проголодался, — сказал он. — И нам нужно поговорить.

Тайс Бирк-Ларсен сидел в комнате с двумя полицейскими в форме, они оформляли бумаги о его задержании. Лунд вместе с Пернилле наблюдала за ним через стекло.

— Что теперь?

— Ему выдвинут обвинение, — сказала Лунд.

— Куда его забирают?

— В камеру предварительного заключения.

Наконец полицейские закончили писать, кивнули Бирк-Ларсену, чтобы он поднимался и шел за ними.

— Когда ему можно будет вернуться домой?

Лунд не ответила.

— У нас два сына. Когда его отпустят?

— Это будет зависеть от приговора.

— Его посадят в тюрьму?

Лунд пожала плечами.

— Это вы во всем виноваты, Лунд. Если бы не вы…

— Мне жаль.

— Жаль?

— Вас отвезут домой. После предварительного слушания с вами свяжутся и сообщат о результате.

— И это все?

— Пернилле… — Она не была уверена, что это стоит говорить. Вряд ли ее слова что-то изменят. — Мы не боги. Мы такие же, как вы. Если люди нас обманывают, нам это не нравится. Мы не знаем, хорошие это люди или плохие. Просто знаем, что… что они лгут.

Пернилле Бирк-Ларсен с неприязнью посмотрела на нее и возмущенно спросила:

— Вы думаете, я сейчас лгу?

— Я думаю, что нам по-прежнему очень многое неизвестно.

— Прекрасно, — сказала Пернилле и удалилась.

Майер сидел за своим столом и просматривал последние отчеты.

— Та девушка, мусульманка, дала показания. — В полосатой футболке и спортивной фуфайке на молнии он был похож на усталого школьника. — Она подтверждает алиби Кемаля и говорит, что желтая кофта принадлежит ей. Да, еще я навестил Кемаля.

Она слушала Майера, глядя на фотографии, приколотые к стене: машина, канал, лес Пинсесковен.

— Врачи говорят, он выкарабкается, — добавил Майер. — И он не хочет выдвигать обвинения против Бирк-Ларсена.

— Это не ему решать.

— Можно кое о чем вас попросить, Лунд?

— Да. О чем?

— Не исчезайте больше вот так, не сказав ни слова, в одиночку.

— Бирк-Ларсену предъявят обвинения в незаконном лишении свободы и нанесении тяжких телесных повреждений. Это для начала.

Майер закурил, выпустил кольцо дыма под потолок.

— Мы все делали правильно, — сказала ему Лунд.

— Ничего мы не делали правильно. Отец девушки сядет в тюрьму, Кемаль в больнице. Господи…

Стук в дверь. На пороге стоял Свендсен. Он казался очень довольным.

— Букард хочет поговорить с вами обоими завтра с утра.

— Спасибо, что присмотрели за Бирк-Ларсеном, — бросила ему Лунд. — Как я вас просила.

Свендсен с вызовом посмотрел на нее:

— Если просьб много, Лунд, то выполнять их начинают в алфавитном порядке, а не все разом. И я уже побеседовал с шефом на эту тему. У него не возникло ко мне никаких претензий.

— О чем Букард хочет говорить с нами? — спросил Майер.

Свендсен гаденько засмеялся:

— Сегодня начальник полиции отделает его по первое число. Полагаю, он захочет разделить с вами страдания. Приятных снов!

Он закрыл за собой дверь.

Майер сидел потрясенный. Его большие уши шевелились взад и вперед в такт движениям челюстей — он жевал жвачку. В другое время Лунд он показался бы смешным. Она вернулась к фотографиям на стене.

— Я не собираюсь отвечать за это, — произнес Майер. Он вскочил, натянул куртку. — Я отказываюсь за это отвечать!

Она обрадовалась, когда он ушел. Одной легче думалось.

Итак, Нанна Бирк-Ларсен. Девятнадцать лет, хотя легко может сойти за двадцатидвухлетнюю. Волнистые светлые волосы. Умеет обращаться с косметикой. Свободно и уверенно улыбается в объектив. Совсем не так, как подросток.

Да, они по-прежнему не знают эту девушку. Чего-то не хватает.

Лунд собрала вещи, по дороге попрощалась с дежурными, задумчиво вышла в коридор.

За ее спиной затопали шаги. Это бежал Майер, запыхавшийся, с безумными глазами.

— Лунд, — произнес он, — мне ужасно жаль.

— О чем вы?

— Он попал в аварию.

Понедельник, 10 ноября

Она спала на стуле возле его койки в больничной палате. Голова Бенгта была обвязана бинтами, в правой руке игла капельницы, на левой гипс. Он не просыпался всю ночь. Даже когда она склонилась к самому его лицу и прошептала его имя.