Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я хочу увидеться с женой.
Адвокат покачала головой:
— Мы должны дождаться окончания слушания.
Он опустил голову, ставшую невыносимо тяжелой.
— Мне очень жаль, — добавила она. — И насчет вашего друга. Вагн, кажется?
— Вагн не имеет к этому отношения. Он пытался остановить меня. Не вмешивайте его.
— Он привлечен к ответственности как соучастник.
— Это неправильно!
— Обвинение не тяжелое. Он не задержан. Я не думаю… — Она остановилась.
— Что?
— Не думаю, что ему грозит тюремное заключение. Боюсь, что не могу сказать того же о вас.
Молчание.
— У вас есть вопросы? — спросила она.
Когда он не ответил, она посмотрела на охранника.
Часть процесса. Часть системы, которая однажды уже чуть не поглотила его. Тайс Бирк-Ларсен вновь очутился в лапах монстра, которого ненавидел и который ненавидел его. И винить в этом было некого, кроме самого себя.
Пернилле было не оторваться от телефона, — как всегда это бывает, клиенты звонили в самое неподходящее время. Каждую минуту проявлялся кто-нибудь новый со срочным заказом. Приехала на помощь Лотта.
— Сейчас я не могу этого сделать, — говорила Пернилле в очередной раз. — Я вам перезвоню. Обязательно. Обещаю.
Лотта дождалась, когда Пернилле положит трубку, и спросила:
— В чем его обвиняют?
Снова звонок.
— Перевозки Бирк-Ларсена. Одну минуту, пожалуйста. — Закрыла рукой трубку. — Пока не знаю. Ты не присмотришь за мальчиками?
— Конечно. А что он сделал?
Пернилле еще раз извинилась в телефонную трубку. Лотта не уходила, сердилась, что не получала ответа.
— Тайс что-то сделал учителю?
— Это я виновата. Я его толкнула на это.
Она провела рукой по спутанным волосам. Выглядела она ужасно, и ей было все равно.
Она смотрела на список заказов, не зная, за что хвататься. Один из работников вошел с вопросами, она отправилась в гараж разбираться на месте. Зазвонил телефон, трубку пришлось снять Лотте.
— Но сначала займитесь заказом в Эстербро. — Вернулась Пернилле, заканчивая разговор с водителем. — Все делайте так, как всегда делали с Тайсом. Если что, спросите у Вагна.
Он многозначительно посмотрел на нее.
— Что? Где Вагн? — спросила она.
— Не знаю…
— Ну, тогда… — Она бессильно махнула рукой. — Тогда делайте как знаете.
— Пернилле?
Лотта все еще была в конторе, дожидаясь, когда сестра освободится и останется одна.
— Что?
— Тебе звонили из банка. Сказали, что хотят поговорить.
Букард надел свою лучшую, свежевыглаженную рубашку, лучший костюм. Такой была его форма для выслушивания лекций от комиссара полиции. Он только что вышел из кабинета начальника и пребывал в ужасном настроении. Нагнувшись над столом, он перелистывал утреннюю газету в сером свете утра за окном кабинета Лунд. Скорбно опущенные уголки рта, сведенные брови — он был красноречив, не говоря ни слова.
Лунд и Майер сидели бок о бок и переглядывались, как нашалившие ученики в ожидании выволочки от учителя.
Нарушил тишину Майер:
— Мы понимаем, что все пошло не совсем так, как следовало.
Букард ничего не ответил, только показал им газетный разворот с крупным заголовком: «С ролевой модели Хартманна сняты все подозрения».
— Если бы Кемаль сразу рассказал нам правду… — начала Лунд и умолкла, остановленная язвительной усмешкой Букарда.
— Как я уже говорил вам, у нас с самого начала не сложились рабочие отношения… — добавил Майер. — Я, конечно, не хочу никого обвинять.
— Кемаль лгал нам! — повторила Лунд. — Он мог в любой момент предоставить нам свое алиби, но не сделал этого. Если бы он…
Букард снова ткнул пальцем в газету.
— Люди знают только вот это, — буркнул он. — Ваши оправдания никому не интересны. — Пауза. — Комиссар требует отстранить вас от дела. Нам не нужна вся эта шумиха в прессе. И по вашей вине мы оказались замешаны в предвыборной гонке, что вообще недопустимо. В довершение всего отца жертвы обвиняют в покушении на убийство.
— Кемаль не хочет выдвигать обвинение! — воскликнул Майер. — Разве это ничего не значит?
— Это будут решать юристы, не он. Как бы то ни было, вы оба провалили дело.
Они опустили головы.
— А теперь назовите мне хоть одну причину оставить вас для продолжения расследования.
— Одну? — немного воспрянула духом Лунд. — Я могу назвать…
— Тогда начинай.
— Мы знаем об этом деле больше, чем кто-либо другой. У новой команды уйдет не меньше недели на то, чтобы ознакомиться со всеми материалами.
— Я лучше подожду одну неделю и получу результат. От вас же пока были одни проблемы и неприятности.
— Мы знаем больше, чем знали вчера.
— Сегодня я еду в гимназию, — добавил Майер. — Смогу прояснить там кое-какие вопросы. Мы держим ситуацию под контролем. Лунд права: приведите других людей, и им придется начинать с нуля.
Букард надолго замолчал, погрузившись в размышления.
— Если завтра дело не сдвинется с мертвой точки, я вас отстраню. Обоих.
Он поднялся, направился к двери.
— И держитесь подальше от ратуши и Троэльса Хартманна. Не желаю больше получать из-за вас головомойки. Ясно?
— Конечно, — сказал Майер.
Букард ушел. Лунд сидела молча, сложив руки на груди, а Майер вышел в коридор раздать задания дневной смене.
— Мы должны сегодня как следует поработать, — сказал он. — Для начала возвращаемся в гимназию. Допросим всех до единого, включая уборщиц.
Лунд встала и подошла к шкафу, где хранились вещественные доказательства, стала перебирать пакеты в поисках нужного.
— Покажите фотографию Нанны всем водителям такси, — продолжал Майер.
— Уже показывали, — недовольно протянул Свендсен.
Майер накинулся на него:
— Всем водителям? В целом Копенгагене? Сомневаюсь. Особое внимание уделите тем, кто работал в районе квартиры Кемаля. Может, оттуда она поймала такси. Узнайте хоть что-нибудь! За работу!
Он вернулся в кабинет, бурча себе под нос:
— Неужели это так сложно?
Лунд сидела перед раскрытым журналом регистрации автотранспорта, полученным из мэрии.
— Нужно разослать фотографию машины на все заправки в городе, — сказала она, — уточнить, не заправляли ли ее вечером тридцать первого октября.