Когда Путин пришел к власти, то, учитывая его убежденность, что энергетические ресурсы должны находиться под контролем государства, стало понятно, что ни одна крупная энергетическая сделка с иностранной компанией не может быть заключена без благословения президента. Дело Михаила Ходорковского особенно наглядно показало, что отныне игра пойдет по новым правилам. Ходорковский осмелился нарушить пакт, который российские олигархи заключили с Путиным после прихода того к власти, и бросил ему политический вызов. Ходорковскому удалось «купить» достаточно голосов в Думе, чтобы провалить кремлевский законопроект об увеличении налогов на нефтедобывающие компании. Ходили слухи, что Ходорковский вынашивает амбициозные планы сменить Путина у власти и стать президентом России или же превратить ее в парламентскую республику и стать премьером России{546}. Ходорковский нарушил и еще одно правило. Он начал переговоры с компаниями ExxonMobil и Chevron о продаже принадлежащего ему контрольного пакета акций ЮКОСа. В сентябре 2003 года глава Exxon Ли Реймонд встретился с Путиным, и у него возникло впечатление, что Путин не станет возражать против этой сделки{547}. Как показали дальнейшие события, впечатление это было ложным.

25 октября 2003 года, когда самолет с Ходорковским на борту сел в новосибирском аэропорту для дозаправки, скрытно переброшенная к посадочной полосе группа вооруженных агентов ФСБ ворвалась в салон. Ходорковского в наручниках вывели из самолета и арестовали. После ареста Ходорковского «Роснефть» приобрела основные активы ЮКОСа в ходе непрозрачной сделки, состоявшейся в Твери{548}. Меньше чем через год после раздробления ЮКОСа на части Путин позвонил близкому другу президента Буша Дональду Эвансу, занимавшему в его администрации пост министра торговли, и предложил пост председателя правления «Роснефти». Эванс отклонил предложение, но этот эпизод проливает свет на несколько аспектов американо-российских отношений. Путин, несомненно, полагал, что дело ЮКОСа мало повлияло на отношения России и США. Так оно и было{549}. Хотя у Ходорковского имелись сторонники и сочувствующие в США и особенно в Конгрессе, в его защиту активно проводились пиар-мероприятия, все же представители американского частного сектора, непосредственно соприкасавшиеся с Ходорковским, считали его бизнесменом неуступчивым и безжалостным. Поэтому после его ареста американские предприниматели не торопились бежать на помощь.

Путин между тем все-таки дал добро на ряд партнерских проектов российских нефтяных компаний с западным бизнесом. Первым из них стало слияние British Petroleum и российской ТНК (Тюменской нефтяной компании). В результате сделки, подписанной в 2003 году в присутствии премьер-министра Великобритании Тони Блэра и российского президента Путина, была создана компания ТНК-BP, в которой каждый из участников получил 50 %. Впоследствии Путин говорил, что это была ошибка и что сделки в формате «50 на 50» не работают. Новая компания принесла значительные прибыли обеим сторонам, однако с самого начала ее подтачивали разногласия, то и дело возникавшие между партнерами. С российской стороны ведущими акционерами стали олигархи Михаил Фридман, Виктор Вексельберг и Герман Хан (четвертый партнер, Лен Блаватник, несколько десятков лет как эмигрировал в США). В конце концов после череды коллизий между партнерами генеральный директор ТНК-BP американец Роберт Дадли был вынужден покинуть страну и удалиться в «неизвестное место». Впрочем, позднее, 14 января 2011 года, Дадли как ни в чем не бывало появился на публике в компании премьер-министра Путина и вице-премьера Игоря Сечина возле сияющей новогодними огнями елки; они объявили о договоренности BP и «Роснефти» учредить совместное предприятие для разработки нефтегазовых месторождений на российском арктическом шельфе. Очевидно, что эта сделка получила одобрение Путина. Однако российские партнеры ТНК-BP опротестовали сделку, заявляя, что у BP есть юридическое обязательство предоставить им право первого выбора в любом ее проекте, предполагающем разработку энергоресурсов в России{550}.

Тогда «Роснефть» обратила взоры на других потенциальных партнеров. 16 апреля 2012 года в присутствии Владимира Путина и Игоря Сечина президент Exxon Рекс Тиллерсон и президент «Роснефти» Эдуард Худайнатов в Москве подписали соглашение на сумму $3,2 млрд о совместной разведке месторождений в Арктике{551}. Сделка предусматривала приобретение «Роснефтью» тридцатипроцентной доли в некоторых материковых и морских проектах Exxon Mobil в США и Канаде{552}. Кроме того, Exxon обязывалась оказать «Роснефти» помощь в добыче трудноизвлекаемой нефти в Западной Сибири. На следующий день после подписания соглашения Игорь Сечин отправился в свое первое путешествие в США, чтобы рассказать о проекте акционерам{553}. Новый проект, заявил Сечин, преодолел «излишнюю политизированность» и «исторически сложившиеся стереотипы, которые осложняли» американо-российские отношения. Сделку он охарактеризовал как «реальное большое окно возможностей»{554}. Станет ли это эпохальное соглашение началом новой фазы в американо-российских отношениях? Учитывая сложность самого проекта, а также непростые природные условия Арктики, ответ станет ясен не раньше чем через несколько лет.

Через десять лет после создания совместное предприятие ТНК-BP было свернуто. BP продала свою долю «Роснефти», получив в обмен на нее чуть менее 20 % акций российского нефтяного гиганта. Вскоре после этого и российские акционеры продали свои доли той же «Роснефти».

Государственное сотрудничество США с Россией в области энергетики началось при администрации Буша, но стало более значимым уже при Обаме. На саммите в Москве в мае 2002 года Буш и Путин объявили, что учреждается Американо-российский диалог по вопросам энергетики, призванный открыть новые области для совместных проектов. Первый российско-американский деловой энергетический саммит прошел в университете Райса в Хьюстоне в октябре 2002 года. В нем участвовали высшие чиновники обеих стран, а также руководство 70 американских и российских компаний; основными докладчиками выступили Михаил Ходорковский и президент «Лукойла» Вагит Алекперов. Среди прочего на саммите обсуждались американские инвестиции в российский энергетический сектор, а также перспективы импорта Соединенными Штатами российской нефти{555}. И все же формат энергетического диалога дал очень скромные результаты, главным образом потому, что не удавалось найти достаточное количество взаимовыгодных совместных проектов, особенно после ареста Ходорковского и отнесения нефти и газа к «стратегическим» секторам российской экономики. Хотя диалог продолжался, американские компании считали, что рискованно ввязываться в совместные проекты в ситуации, когда российское государство становится все более крупным и сильным игроком в секторе энергетики. Министр торговли Эванс вначале возлагал большие надежды на энергетический диалог двух стран. «У меня было ощущение, что наши дела идут в гору, – сказал он. – Но потом цены на нефть пошли на взлет, и становилось все труднее убеждать их [участников диалога] сделать те простые вещи, которые они должны были делать»{556}.