На одном из заседаний Валдайского клуба автор этих строк спросила президента Путина, действительно ли Россия является энергетической сверхдержавой, на что он ответил:

Я бы предпочел уйти от терминологии прошлых лет… Зачем – «державность», «сверхдержавность»?.. Я, если вы обратили внимание, никогда не говорил о том, что Россия – какая-то энергетическая сверхдержава. Но у нас больше возможностей, чем почти у всех других стран мира. Это очевидный факт. Все должны понять, что это прежде всего наши национальные ресурсы, и не раскрывать на них рот, как на свои собственные.

Подчеркнув еще раз, что он не поклонник терминологии времен холодной войны, Путин переключился на описание обширных энергетических связей России с государствами постсоветского пространства, Европы и Азии и при этом демонстрировал впечатляющую осведомленность о деталях сделок по нефти и газу. Из его слов следовало, что России не так-то уж много нужно от Запада, поскольку как энергетическая сверхдержава она должна быть в состоянии сама определять повестку{520}. На последующих встречах в рамках Валдайского клуба Путин возвращался к этим темам. Он раскритиковал Евросоюз за ограничение спектра видов деятельности, в которых допускается участие Газпрома, и напомнил присутствующим, что у России есть альтернативный источник спроса на ее огромные ресурсы – в частности, их можно экспортировать не в Европу, а в Азию. На одной из встреч Путин твердо высказывался в пользу защиты окружающей среды и подверг критике ряд европейских стран, таких как Польша, за намерение разрабатывать сланцевый газ. Он рассказывал, насколько опасен c точки зрения экологии фрекинг – метод добычи, заключающийся в гидравлическом разрыве пласта. Путин даже набросал на салфетке схему, показывающую, как работает фрекинг, и передал гостям, чтобы они сами все увидели. Тем самым он послал недвусмысленный сигнал – Европа должна и дальше покупать природный газ у Газпрома и не пускаться в рискованные эксперименты со сланцевым газом{521}.

Роль Газпрома действительно служила камнем преткновения в отношениях с Россией как для Европы, так и для США. Огромный неповоротливый Газпром был основан в 1989 году на основе советского Министерства газовой промышленности, и будущий премьер Виктор Черномырдин стал его генеральным директором и президентом. В 1990-е годы Газпром был частично приватизирован, однако мажоритарным акционером оставалось государство. Пока Путин не пришел к власти, Газпром действовал главным образом по собственной инициативе и без пригляда со стороны государства. Когда кресло генерального директора занял Рем Вяхирев, руководство компании нажило огромные состояния посредством разного рода непрозрачных сделок{522}. Оказавшись у власти, Путин решил, что государство должно само руководить Газпромом. Черномырдина отправили послом в Киев, Вяхирева уволили, а в руководство Газпрома пришли новые люди – Дмитрий Медведев в качестве председателя правления, а Алексей Миллер – на пост генерального директора. Газпром стал считаться «национальным чемпионом», очень тесно привязанным к Кремлю. Государство владеет в Газпроме долей в 50,1 %, а налоги, которые платит эта компания, составляют примерно 15 % доходов федерального бюджета. На Газпром приходится 80 % всего добываемого в России природного газа; Газпрому принадлежит монополия на транспортировку газа внутри России, а также на весь экспорт газа{523}. Помимо того, Газпром – видный игрок в медийном бизнесе. Он приобрел телеканал НТВ после того, как его предыдущего владельца Владимира Гусинского вынудили покинуть страну, вследствие чего канал стал занимать отчетливо проправительственную позицию. Газпрому также принадлежит одна из ведущих ежедневных газет – «Коммерсантъ», – которая нередко позволяет себе высказывать более независимые суждения[52].

В ходе одной из встреч Валдайского клуба его участников пригласили посетить штаб-квартиру Газпрома, чтобы они своими глазами увидели живую картинку, отображающую самую сущность энергетической сверхдержавы. В центральной диспетчерской красиво подсвеченного здания штаб-квартиры Газпрома помещается огромный, во всю стену экран. На нем изображена карта с переплетением голубых линий, показывающих взаимосвязанную систему газопроводов – она охватывает огромную территорию от Тихого океана до Атлантического и от Арктики до Каспийского и Черного морей. На карте видно, по каким магистралям и в какие европейские страны транспортируется газпромовский газ. Каждая магистраль подсвечена, и подсветка показывает, в каком режиме осуществляется транспортировка газа; если на какой-то магистрали возникает проблема, на карте тотчас же начинают мигать сигнальные огоньки. Участникам Валдайского клуба эти огоньки кроме всего прочего ясно намекнули, что одним только поворотом тумблера на пульте Газпром может перекрыть газ любому из своих клиентов. Здесь, в нервном узле Газпрома, топ-менеджеры во всех деталях расписывали гостям, что их компания играет ключевую роль в поставках газа в Европу и Азию и крайне важна для энергетического будущего мира. «Что хорошо для Газпрома, – заявил зампред правления Газпрома Александр Медведев, – то хорошо и для мира»{524}.

Ввиду того что тема энергетики имеет огромную важность для мира, а в особенности для России, неудивительно, что вопросы энергетики всегда были и остаются в центре внимания американо-российских отношений. В области энергетики эти отношения сводятся к трем главным аспектам: участие американского частного сектора в российской нефтегазовой отрасли; попытки правительства США наладить сотрудничество с Россией по ряду энергетических проектов; проекты США по диверсификации трубопроводов в Европу, имеющие целью ослабить монополию России на трубопроводную транспортировку. Последнее приводит к конфликтам с Россией, тогда как два первых компонента, напротив, способствуют развитию сотрудничества. Российский энергетический сектор по-прежнему привлекателен для американского бизнеса вследствие богатых ресурсов, которыми обладает Россия. Американские компании располагают передовыми технологиями, в которых нуждается российская нефтегазовая промышленность, а также накопили опыт реализации комплексных мегапроектов. Сами же они заинтересованы получить доступ к новым крупным нефтяным запасам.