России было очень трудно примириться с этими новыми реалиями. Один из российских министров энергетики в 1990-х в ответ на вопрос о каспийской нефти, грохнув кулаком по столу, вскричал: «Это наша нефть!»{536} И все же с самого начала 1990-х годов Вашингтон последовательно оказывал поддержку строительству нефте– и газопроводов, связывающих Каспий со средиземноморским регионом через Турцию и Грузию, то есть в обход территории России и, кстати, Ирана тоже. Государственный департамент США еще в 1995 году назначил своего первого посла для специальных поручений по евроазиатскому газу – им стал посол Ричард Морнингстар. В этой роли он выступал при администрации Клинтона, а потом и при нынешней администрации Обамы, пока в 2012 году его не назначили послом США в Азербайджане. Россия рассматривала попытки США способствовать строительству альтернативных газопроводов как часть более масштабной американской стратегии по ослаблению влияния Москвы на ее ближайших соседей. После первой встречи Морнингстара в 1998 году с Игорем Ивановым последний отозвался о нем с некоторой язвительностью в голосе: «Мы знаем, кто он такой, и нам не нравится, чем он занимается»{537}.

Зато Вашингтон нашел готовых союзников в лице международных нефтяных компаний и на протяжении всего этого периода тесно сотрудничал с ними. Самым достойным плодом этого сотрудничества стала прокладка нефтепровода Баку – Тбилиси – Джейхан (БТД). Переговоры по проекту этого нефтепровода между правительством США, нефтяными компаниями, Азербайджаном и его соседями шли долго и тяжело. В итоге выбранный маршрут прокладки оказался самым длинным из существующих в мире; он пересекал труднодоступную горную местность и к тому же был чрезвычайно дорог. Россия возражала против строительства БТД, но сломить решимость международных игроков ей так и не удалось. Как заметила по этому поводу Мадлен Олбрайт, «мы не хотим через десяток лет биться головой об стену и спрашивать себя, какого черта мы не построили этот трубопровод»{538}. После нескольких лет жестких переговоров при значительном содействии со стороны США Азербайджан, Грузия и Турция подписали соглашение по трубопроводу, который будет поставлять нефть с бакинского терминала в Сангачале на Каспийском море через Грузию, затем по территории Турции до Джейхана на южном побережье Турции. Потребовалось четыре года и столько же миллиардов долларов, чтобы проложить нефтепровод БТД длиною 1768,7 км. В проекте были задействованы 27 кредитных учреждений, документация насчитывала полторы тысячи страниц{539}. Первая партия нефти была прокачана по трубопроводу БТД в 2006 году. Доля British Petroleum в проекте БТД составила 30 %, у компаний ConocoPhillips, Amerada Hess, Lukoil и Unocal были меньшие доли. Впоследствии параллельно БТД был проложен еще один трубопровод для транспортировки газа с азербайджанского газового месторождения Шах-Дениз в Турцию.

Реакция России на строительство нефтепровода Баку – Тбилиси – Джейхан была именно такой, как ожидалось. Российские обозреватели заявляли, что это «политический проект», за которым стоят США, что проект несостоятелен с экономической точки зрения и отягощен рисками в плане безопасности, поскольку проходит по территориям Грузии и Азербайджана, где происходят межэтнические конфликты. Вашингтон изображался как главный инициатор и вдохновляющая сила данного проекта{540}. Тем не менее, когда трубопровод построили, Россия не чинила препятствий его функционированию. В период российско-грузинской войны 2008 года трубопровод не пострадал, хотя отдельные его участки находились в зоне боевых действий.

Следующим эпизодом в разворачивающейся большой игре стало соперничество вокруг южного маршрута транспортировки каспийского газа в Европу. При администрации Буша США и их европейские союзники начали изучать различные варианты маршрутов для трубопровода, самый амбициозный из которых получил название «Набукко» (по названию оперы Верди, которую однажды вечером слушали в венском театре участники рабочей группы проекта). По замыслу инициаторов проекта, трубопровод предназначался для транспортировки газа из Турции, а оттуда через Балканы в Южную Европу. Главная загвоздка состояла в том, откуда брать газ для прокачки по трубопроводу{541}. Изначально возникла идея качать туркменский газ, но позже открытие крупных месторождений газа в Азербайджане перевесило чашу весов в его сторону (однако пока шло время, обсуждались и другие источники газа, в том числе месторождения в иракском Курдистане).

Если Герхард Шрёдер выступал в роли главного агитатора за «Северный поток», то его бывший коллега, министр иностранных дел Йошка Фишер взял на себя такую же роль в отношении проекта «Набукко»{542}. Дискуссии по последнему растянулись на годы, но оставались вопросы относительно коммерческой жизнеспособности проекта, и было не до конца ясно, будет ли вообще построен этот трубопровод. Решительно не желая повтора истории с БТД, Россия внесла контрпредложение, еще один вариант обхода территории Украины – проект «Южный поток». Газпром привлек к соглашению в качестве главных партнеров итальянскую компанию ENI, германскую Wintershall и французскую EDF. Впрочем, этот проект тоже напоролся на препятствия, и возможность его строительства также оказалась под вопросом{543}. Как это ни странно, но в обоих случаях – и с «Набукко», и с «Южным потоком» – главным препятствием для строительства выступал Туркменистан, чем дальше, тем больше поворачивающийся лицом к Востоку. В 2009 году был пущен в эксплуатацию газопровод из Туркменистана в Китай, и по договоренности сторон планировалось строительство еще нескольких ниток. Европейцев же по-прежнему тревожила мысль, что газопровод «Южный поток» только увеличит их зависимость от российского газа. Как обмолвился высокопоставленный чиновник Евросоюза, «мы не хотим, чтобы эти энергетические проекты попали на стол Путину»{544}. Что касается администрации Обамы, то посол Морнингстар высказался так: «Мы не рассматриваем это как игру с нулевым результатом, а они [российская сторона] – да»{545}. В 2013 году Азербайджан отдал предпочтение участию в проекте Трансадриатического газопровода, по которому газ будет поступать в Италию.

Опыт работы американского бизнеса в российском энергетическом секторе довольно неоднозначный. Несколько крупных американских нефтяных компаний в начале 1990-х годов начали инвестировать в российские энергетические проекты, и им удалось закрепиться в стране, несмотря на все трудности. Главных трудностей было две. Во-первых, следовало убедить российскую сторону, что нефтяной отрасли нужен крупный западный капитал. Во-вторых, отыскать взаимоприемлемые правовые механизмы, дающие разумное соотношение рисков и прибыли. Первая задача оказалась более фундаментальной и сложной. Это объясняет, почему на долю американских компаний приходится всего 5 % производства нефти в России. Первыми рискнули Exxon и Conoco. Правительство Ельцина решило заключить с несколькими компаниями соглашение о разделе продукции. Компания, подписывающая такое соглашение, направляет прибыль на возмещение всех своих затрат, прежде чем делиться ею с государством. Exxon получила тридцатипроцентную долю в консорциуме по разработке ресурсов на острове Сахалин – «Сахалин-1» (не путать с проектом «Сахалин-2»; участвующая в нем компания Shell впоследствии была оштрафована экологическими чиновниками, вдруг бросившимися на защиту окружающей среды[54]). В рамках проекта «Сахалин-1» Exxon сотрудничала с несколькими партнерами, в том числе с «Роснефтью», в значительной мере принадлежащей государству. Позже компания Conoco с разрешения Путина выкупила 20 % частной нефтяной компании «Лукойл». Но впоследствии Conoco продала свою долю в «Лукойле» и ушла из России.