– Говорит, что кобур оставался прямо на нем, – пожал плечами Маргит. – Может, врет.

– Надо снарядить погоню, и вернуть этих…

– И не думайте, профессор! – бесцеремонно перебил его находящийся тут же Дьюка Ирнац.

– Это почему же? – Теперь начальник отряда возмутился уже по-другому поводу. – Вы же сами раньше рассказывали, что беглых рабов потребно всегда преследовать, чтобы другим было неповадно, и чтобы подобное более не повторилось.

– Однако, профессор, согласитесь, эти поклонники Великана все же рабы, мы их попросту наняли. Разумеется, разницы тут особо нет. Они нарушили договор и… Ладно. Главное-то не в этом, прямо скажем. Главное в том, господин Шоймар, что раньше на нас все же не охотились стаи безумных собак, – тихо возразил Дьюка. – Отныне отряд нельзя делить. Но конечно, надо внимательней следить за остальными носильщиками. А то гляди, придется каждому из нас тащить на себе по сто килограмм. От собак, как видите, проку совсем мало.

На счет этого он был прав. Наши четвероногие носильщики в течение суток превратились из помощников в обузу. И в отличие от людей, никакое запугивание тут не действовало.

– Хорошо. Нашего Йоки, за пистолет, я сам отчитаю, – констатировал Жуж Шоймар. – Но все равно придется выдать ему что-то для самообороны. Кроме того, надо конечно усилить бдительность в отношении оружия и припасов. Не хватало лишиться чего-то воистину важного. И давайте не тратить время, а сниматься с места. Мастер-проводник Ирнац, будьте добры, распределите груз оставшийся «без ног» по остальным.

– Сделаем, господин Шоймар, – кивнул проводник.

Очень скоро колонна была готова двинуться дальше, но мы не успели.

– Стоять! Не двигаться! Буду стрелять! – рявкнул кто-то позади.

Маргит Йо, и с ним еще двое гвардейцев, тут же рванулись туда, на ходу сбрасывая мешающие рюкзаки.

– Всем в кучу и залечь! – крикнул ротмистр на ходу оставшимся.

Я тут же достал и снял с предохранителя свой «меньхерт». Однако стрельбы мы – слава Выдувальщику Сферы! – не дождались.

Через некоторое время Маргит Йо вернулся, ведя перед собой одного из наших марайя. Одного из сбежавших.

Никто из нас не вернется. Мы знаем. Никто из нас больше никогда не шагнет на скукоживающийся с каждым годом осколок былой Империи. Это вообще-то безальтернативно. И это если по логике. Но человек есть существо не воспринимающее логику. Он ее изобрел, но относится к ней, как и положено относиться к тому, что вышло из головы – он воспринимает ее только лишь как игрушку. А игрушку можно отбросить прочь, если припечет. Вот мы и отбросили. Никто из нас не вернется в цивилизацию. Но никто из нас в это не верит. Будет чудо, верит каждый. Пусть другие вокруг мрут, как мухи, но со мной этого случиться не может. Я особенный. Да конечно, невольно констатирует каждый, у меня тоже порой клинит голову, глаза не воспринимают окружающее, в брюхе ни с того, ни с сего ощущается брожение, выливающееся в понос. Так же как все, я пью, назначенные доктором Гаалом профилактические микстурки с витаминами, иногда получаю укольчик, после укуса особо злобной мухи неясного науке вида. Однако все это не по-настоящему. Все другие, конечно же, могут умереть без укольчика шприцем, от предварительного укольчика комара. Я – нет. Я просто притворяюсь, просто маскируюсь под всех. Дабы они не догадались, что я совершенно бессмертен.

Приблизительно так думают все. По крайней мере, те, кто прибыл с севера. О носильщиках из местных сказать ничего не могу. Скорее всего, даже после атомной бойни средняя продолжительность жизни у нас выше, чем у них здесь. А потому смерть для аборигенов дело более житейское. Не трагедия вовсе, так, пустячок. А вот нас цивилизация избаловала.

Если бы волшебным образом ныне можно было вернуть время вспять, в тот миг, когда в мою жизнь вклинился Жуж Шоймар. Тогда… О, Выдувальщик Сферы Мира! да ни за какие коврижки я бы не согласился идти в эту экспедицию. Да и других бы отговорил. И больше того. Сам бы лично пошел на прием в Департамент Науки и убеждал бы тамошних, не пускать Жужа Шоймара никуда, а лучше вообще, упечь данного профессора куда-нибудь в психолечебницу. Пусть на нем опыты ставят, проверяют новым оборудованием. Ну, так говорят. Ходят слухи. Мол, именно потому психбольницы и открыли по новой, хотя лишних средств у государства нисколечко. Мол, на психах отрабатывают какие-то новаторские штуковины. Возможно даже оружие.

О, Творец Сферы Мира! Как много бы я дал, чтобы попасть из этих лесистых топей в такую вот лечебницу. Пусть ставят опыты, пусть мастырят электроды к голове, пусть пичкают таблетками. Зато там можно спать в сухости и ходить без двойной противомоскитной сетки.

И еще больше, уже совсем все, я бы дал за возможность прижаться к жене, и обнять своих дитяток. Раду, Гая, и… вдруг уже досрочно родившегося маленького Дара, мою копию. Или Офию, если все-таки девчонка. Ведь Ринка предложила назвать в честь бабушки, и моей мамы. И правильно. О Мировой Свет! Как ты себя чувствуешь, Ринка? Как протекает беременность, если все по срокам? Ничего не узнать. Хотя у Шоймара в распоряжении сверхновейшая рация. Почему нельзя побеспокоить далекие штабы на счет здоровье семьи? Я член экспедиции, или какой-нибудь прикупленный по дороге раб?

Вообще-то мы все здесь рабы. Нам никуда не деться, и никуда не уйти. Нам не требуется ошейник и кандалы. Мы рабы своей дурости, своей глупой тяги к приключениям. Мало тебе было приключений на фронте, бывший штаб-врач Дар Гаал? По-видимому, мало.

Ну так, получи сполна, раб своей глупости Дар!

Возвратившийся туземец был напуган до смерти. У него буквально зуб на зуб не попадал, а глаза округлились, и выглядели, как у сумасшедшего.

– Ап-татата, ап-татата, – вот единственное слово, которое он повторял на все расспросы.

– «Собаки», то есть даже «большие собаки», – любезно перевел для нас Дьюка Ирнац. Да впрочем, мы уж и без того догадались.

Беглого марайи скрутили, разжали челюсти, и влили грамм сто коньяку. Местные аборигены непривычны к столь суровому спиртному, они пьют, разве что перебродившее кокосовое молочко, так что подействовало почти мгновенно. После чего все же удалось выколупать из него хотя бы некоторые подробности.

– Большие собаки напали и съели его друзей, – перевел Дьюка Ирнац. – Сам Каби (это он) бросил нож и убежал.

– Конечно, когда добро не твое, то можно и бросаться, – посетовал наш штатный повар Табор Ибль, у которого именно эти герои уволокли профессиональный инструмент.

– Спросите его, Дьюка, это были голованы? То есть, собаки с круглыми головами? – поинтересовался я.

– Он не очень понимает, – пожаловался охотник-проводник. – Нет у нас общего обозначения. «Собаки» – они собаки и есть.