Огден пребывал в хорошем настроении; подбросив в огонь плавник, так что пламя взметнулось ввысь, а бульон вскипел вокруг мидий, он попросил Китти подставить бумажные стаканчики под стекающее масло. Джоан чувствовала жар костра обгоревшей на солнце кожей. Небо из розового стало темно-синим, и костер как будто объединил их всех в круге тепла и света.

Альдо заведовал кафедрой философии в Гарварде, а Фанни читала там лекции по классической литературе. В ту самую минуту, когда закончился весенний семестр, – секунду, настаивала Фанни, – они отправились сюда. Последовав примеру Китти и Огдена, Уэлды купили лодочный сарай на другом берегу Нэрроуз, напротив острова Крокетт, пристроили к нему две студии, кухню и длинную столовую, окна которой выходили на море. Фанни была англичанкой, с отличием окончила Оксфорд, но когда познакомилась с Китти Милтон, то, как однажды летом она призналась Джоан, «была в ужасе».

«Мне казалось, американские девушки умеют все: они были умны, учились в колледже, знали французский, играли в теннис, катались на лыжах, пели. В отличие от меня. – Она помолчала. – Скучной, как вода в пруду, способной только составлять красивые фразы».

«Но мама не училась в колледже», – возразила Джоан.

«Это неважно, – ответила Фанни Уэлд. – Посмотри на это место. Твоя мать создает миры из воздуха».

– Добралась без проблем? – Фенно сел на камни рядом с Джоан.

– Нормально.

– Жарко?

Джоан сбросила бумажный стаканчик со скалы.

– Эй, – сказала она и, прищурившись, посмотрела на него. – Не мог придумать чего-нибудь получше?

Ее насмешка сняла напряжение, и Фенно расслабился. Плечи у него опустились, он посмотрел на Джоан и улыбнулся.

А потом она поняла, что ей легко улыбнуться ему. Легко, потому что он был своим, и его присутствие рядом с ней подтверждало, что так будет всегда. Ей вообще ничего не нужно говорить. Он так же неотделим от этого места, как она. И больше ничего.

– Смотрите, – крикнула Эвелин. – Смотрите все. Закат…

Оранжево-красный шар висел над вечерним морем, и его лучи тянулись к гранитной плите у их ног, заливая ее бледным светом.

Китти посмотрела на Огдена. Здесь, прочла она в его глазах. Ее взгляд смягчился, и она кивнула.

Все молчали. Солнце медленно опускалось в черную бездну. И через секунду исчезло.

– Ну вот, – сказала Китти, вставая и распрямляясь во весь рост. – Не будем заставлять Джесси ждать.

– Пойдем. – Огден подошел к ней и предложил руку; она кокетливо склонила голову и взяла его под локоть. Они двинулись впереди всех по тропинке через лес, оставив Фенно и Мосса забрать пиво и вино; Джоан шла за отцом и матерью, и ее сопровождал смех двух молодых мужчин на скалах. Низкий, глубокий голос Фенно сталкивался со звонким тенором Мосса.

Свечи в подсвечниках из плавника. Хлеб, масло и вино в кувшинах. Изобилие. И дружелюбное молчание во время еды. А когда Джесси просунула голову в дверь и объявила, что несет ирландское рагу, ответом ей были восторженные крики. Стряпня кухарки Милтонов считалась одной из самых простых на всем побережье, но Джесси компенсировала этот недостаток размером порций. В отличие от Лоуэллов, Ханникаттов, Стинсонов или даже Уэлдов у Милтонов еды всегда хватало на всех.

Джесси ответила на благодарности легким подобием улыбки, поставила кастрюлю перед Огденом, вручила ему черпак и снова исчезла на кухне. Китти проследила взглядом за кухаркой, скрывшейся за дверью. Джесси приезжала сюда вместе с ними каждое лето, начиная с самого первого, горько жаловалась на трудности стряпни на острове, – только представьте себе, острове, всхлипывала она, – но в начале июня всегда первой паковала вещи и, готовая пуститься в путь, ждала в коридоре.

Китти сидела в конце стола рядом с Альдо и Роджером Праттом. Она не спускала глаз с Присс, сидевшей справа от Огдена на противоположном конце; по другую сторону от нее расположился Мосс. Китти заметила быстрый взгляд, брошенный Огденом на сына, и почувствовала, каким счастливым его делает Мосс. Сегодня все в порядке. Все на своих местах.

– Папа, – обратилась к нему Эвелин. – Помоги мне. Я рассказываю Праттам об Уортингтон-Барлеттах.

Огден попытался вспомнить, кто это.

– Твоя подруга Эбби? Которая недавно вышла замуж?

– Точно, – кивнула она. – И они счастливы, как голубки, но есть одна проблема.

– Ее стряпня? – рискнул предположить мистер Пратт.

– Вовсе нет. – Эвелин шутливо погрозила ему пальцем. – Эбби окончила кулинарные курсы в «Альянс Франсез». Нет. – Она помолчала. – Дело в том, что Уорти с трудом находит общий язык с тестем.

Огден поставил свой бокал.

– Грисвольд Адамс хороший человек.

– Конечно, папа. Делает вид.

– А ты-то откуда знаешь? – Ог нахмурился.

– Эбби нам рассказала.

– Эбби? – удивленно переспросила Китти со своего края стола. – Как странно.

– Не дай бог я узнаю, что ты обсуждаешь Дикки или его взгляды, юная леди. – Огден был тверд.

– Да, черт возьми. – Дикки Пратт поднял свой бокал. – Спасибо, сэр. Мы, мужчины, должны стоять горой друг за друга.

Эвелин шлепнула его по руке.

– Видите? – с улыбкой запротестовал он.

– Это было по-дружески, папа. – Эвелин повернулась к отцу. – Мы близкие подруги.

– Мне все равно, насколько вы близки, – ответил он. – Красота брака в его приватности. Это драгоценность. Жена не должна обсуждать мужа. И его семью тоже. К пересудам липнет грязь.

Он остановил взгляд на Китти, и она улыбнулась ему.

Огден поднял бокал. Он был серьезен, но не хотел никого осуждать.

– За незапятнанную любовь.

– За незапятнанную любовь, – повторил мистер Пратт.

– И обет молчания! – прибавил Альдо Уэлд. – На котором она стоит!

– Ладно-ладно, – беззлобно проворчал Огден. – Ты знаешь, что я прав.

Все умолкли и приступили к рагу.

– Кто-нибудь на этой неделе смотрел Майка Уоллеса? – нарушил молчание Альдо Уэлд.

– Ужасно, – с гримасой отвращения сказала Китти. – Я выключила.

– Пыталась выключить, – уточнил Огден. – Я не позволил.

– О чем речь? – спросил Роджер Пратт.

– Уоллес показал каких-то негров из Гарлема, проповедующих расовую ненависть.

– Расовую ненависть?

– Белые – это голубоглазые дьяволы.

Мосс отложил вилку.

– Передача называлась «Ненависть порождает ненависть»…

Огден посмотрел на него и кивнул:

– Совершенно верно.