странное уныние, которое не прекращалось у него вплоть до самого выезда…» (10; 253). Уныние означает крайнюю степень ослабления воли. По сути, с этого момента власть в городе прекращает существовать. Остается только ее личина, за которой скрывается разрушительная деятельность Петра Степановича.

Символическое обобщение в образе Ставрогина основано на идее дьявольского искушения: «…если Ты Сын Божий, бросься отсюда вниз…» (Лк. 4: 9). Характеристика Ставрогина, данная Шатовым, содержит дословное совпадение с Евангельским текстом: «О, вы не бродите с краю, а смело летите вниз головой» (10; 202). Заповедь «не искушай Господа Бога твоего» нарушается героем. Первый публичный его поступок в хронике – поединок, где он трижды неоправданно рискует жизнью, то есть искушает Бога. Главная черта характера Ставрогина выражена в следующих словах: «Беспрерывное упоение победой и сознание, что нет над тобой победителя…» (10; 165). Стремление всегда и во всем побеждать толкает его на постоянную демонстрацию своей силы, которая видится герою беспредельной: «Я пробовал везде мою силу. <…>. На пробах для себя и для показу, как и прежде во всю мою жизнь, она оказывалась беспредельной» (10; 514). Подобная «всепобедительность» притязает на «богоподобность», что выражено в имени, отчестве и фамилии героя: Николай Всеволодович Ставрогин = крестоносный и всем владеющий победитель народов.

В письме к Дарье Николаевне Ставрогин называет два поступка, которые составляют апофеоз его силы: «На ваших глазах я снес пощечину от вашего брата; я признался в браке публично» (10; 514). В обоих случаях герой побеждает позор, что равносильно общественной смерти. Здесь возникает аллюзия на крестный подвиг Христа. Но Христос победил мир смирением перед волей Отца. Напротив, «победы» героя сопровождает высокомерие, как знак следования своей гордой воле. И в этом смысле, слова Ставрогина о своей «беспредельной» силе не более чем самообман. Победы героя иллюзорны. Внутренняя победа, победа над собой предполагает момент преодоления своей природы, что человеку не под силу, а только Богу. «…Ибо невозможное дело, чтобы кто-нибудь победил свою природу; и где природа побеждена, там признается пришествие Того, Кто выше естества…» [Иоанн Лествичник, 2010, 147]. Если бы герой встал на путь борьбы со своей плененной гордыней природой, то он познал бы и немощь своей силы. Но безграничное следование своей главной страсти во всем брать верх вынуждает во всяком случае быть победителем. А это и заставляет всякий раз «пробовать» силы, то есть искушать Бога и людей. В этом и сила «обворожительности» героя: люди, охваченные той или иной страстью, влекутся к тому, кто преобладает в следовании страстям.

И, наконец, начало третьей части романа содержит в себе лексическую и тематическую параллель с Евангельским повествованием о Страстной седмице: «Праздник состоялся…» (10; 353) «Приближался праздник опресноков, называемый Пасхою…» (Лк. 22: 1)

Тематический параллелизм связан с мотивом, который условно можно назвать «несостоявшийся праздник». Как известно, Иисуса Христа распяли в пятницу, на которую в тот год пришелся ветхозаветный праздник Пасхи. Начинался праздник с вечера пятницы. После полудня иудеи собрались на зрелище (позорище – по-церковнославянски) казни, после которой, предполагалось, люди разошлись бы по домам праздновать Пасху. Но вот что пишет Св. Лука: «И весь народ, сшедшийся на сие зрелище, видя происходившее, возвращался, бия себя в грудь» (Лк. 23: 48). Св. Игнатий (Брянчанинов) так описывает состояние иудеев: «Какое чувство, как не чувство ужаса, должно всецело объять сердце при этом зрелище? Какое состояние, как состояние совершенного недоумения, должно быть состоянием ума?» [Игнатий (Брянчанинов), 2014, Творения, т. 3., 124] Таким образом, праздник оборачивается катастрофой: затмение, землетрясение, раздрание церковной завесы – все вызывало недоумение и ужас.

Скандалом и пожаром завершается общегородской праздник, на фоне которого обрушиваются начинания и судьбы героев романа. В контексте параллелизма символическое обобщение получает деталь, связанная с темой нарушения календаря. Лиза, наблюдая в окно пожар, говорит: «По календарю еще час тому должно светать, а почти как ночь» (10; 398).

Соотнесенность событий хроники с Евангельскими событиями выявляет причину разразившихся катастроф: как и иудеи, герои романа строят на песке, без Бога. Поэтому всех постигает, как записал Достоевский в ПМ, несчастье. Только в Боге, в следовании Его воле человек может быть по-настоящему счастлив. Это перед смертью понимает Степан Трофимович: «Человеку гораздо необходимее собственного счастья знать и каждое мгновение веровать в то, что есть где-то уже совершенное и спокойное счастье, для всех и для всего… Весь закон бытия человеческого лишь в том, чтобы человек всегда мог преклониться пред безмерно великим. Если лишить людей безмерно великого, то не станут они жить и умрут в отчаянии» (10; 506).

11. «Подросток»

Непосредственно перед написанием романа Достоевский выражает сущность современной ему цивилизации в обозрении «Иностранные события» от 17 декабря 1873 года. Писатель утверждает, что в конце XVIII века Франция разорвала с католическою идеей, дававшей ей живую жизнь в продолжение стольких веков и провозглашала себя обновительницею человека на новых началах: «Эти новые начала, новые и самостоятельные начала человеческих будущих обществ, сами из себя исходящие, и сами в себе живую силу почерпающие…» (21; 234) Далее писатель замечает, что сама идея жизни из себя не новая. Новость заключается в том, что Франция провозглашает «полнейшую независимость их от религии, а вместе с ней и от всяких преданий» (21; 234).

Здесь будет уместным соотнести мысль Достоевского с высказыванием А. Ф. Лосева: «Возрождение, просвещение, революция – все это имеет под собою опыт сведения благодати, которая дается даром и по неизвестному определению, на естественные усилия человека, которые должны быть вознаграждены по справедливости и в которых нет ничего таинственного, но все телесно и чувственно реально» [Лосев, 2001, 333]. Очевидно, что здесь наблюдается сходство в оценке европейской истории: основной вектор развития направлен в сторону антропоцентризма. И если в сознании человека ренессансной культуры идея автономной абсолютизированной человеческой личности сосуществует с христианской верой, что, кстати, отмечает Достоевский, то революция во Франции знаменовала собой провозглашение начал жизни из себя, начал, свободных от религии.

Достоевскому мало констатации, ему интересен тип человека, обосновавшегося на новых началах: какие процессы происходят в его внутреннем мире, о чем думает, что чувствует и переживает такой человек, какие закономерности прослеживаются в судьбе его?

Так рождается роман «Подросток». В нем изображается молодой человек Аркадий Долгорукий, который поставит главной своей жизненной идеей жизнь из себя.

Идея жизни из себя, возведенная в абсолют, отменяет возможность влияния какой-либо силы на события человеческой жизни, то есть, отменяет само существование судьбы. Именно такое понимание свободы и содержится в идее Аркадия: «… мне нужно лишь то, что приобретается могуществом и чего никак нельзя приобрести без могущества: это