– От всего можно вылечиться, кроме смерти, – со всейвозможной точностью перевела Марина на английский одну из самых мрачных русскихпословиц, не сдержав улыбки при виде тени, прошедшей по лицу Джессики. И нетронулась с места.

– Ты еще пожалеешь! – исторгла вопль Джессика. – Пожалеешь!

– О чем? – устало осведомилась Марина. – Я никого неубивала.

– Не убивала… – зло передразнила Джессика. – Затособираешься убить. Но помни: скоро здесь появятся Хьюго и Линкс. Они-то неповерят, что я могла испариться каким-то загадочным образом, станут искать меняи найдут, ведь тайна этой комнаты им известна так же хорошо, как мне. И воттогда… О, я буду молиться, чтобы господь дал мне возможность увидеть тебя такойже униженной, как я сейчас!

– Ну да, если бы ты молилась о чем-то добром, то уже была быпросто не ты, – кивнула Марина. – Однако вот незадача – Хьюго и Линкс непридут.

– Это еще почему?

И тут Марина, торопясь и волнуясь, словно бы вновь переживаяслучившееся, поведала обо всем, что случилось после того, как Джессика иДесмонд обвинили ее в убийстве Урсулы. О своем бегстве из замка, о поискахФлоры, мерзких признаниях Хьюго и Линкса, мужестве Джаспера и спасительномпоявлении Десмонда. И когда она закончила рассказ словами: «И Линкс рухнулназемь рядом с Хьюго!» – раздался пронзительный, нечеловеческий вой…

И тут Марина почувствовала, что силы ее на исходе. Сгущалисьсумерки, и выдержать ночь в соседстве с Джессикой она не сможет. Ненависть –истребляющий яд. Ее обжигающее дыхание губит все живое вокруг, и Марина всерьезопасалась, что задохнется в ее тлетворных миазмах, заполняющих эту обительсмерти. Именно сейчас следовало пустить в ход то последнее оружие, котороедаровала Марине судьба, последнее средство к спасению. К свободе или к смерти.

У нее дрожали ноги, когда она вновь приблизилась к Джессике.Но в сраженье бросаясь, назад не смотри! А потому она протянула к лицу пленнойДжессики руку, в которой был зажат найденный нож, и подождала, покаполубезумный взгляд той не сосредоточился на нем.

– Ты не убьешь меня! – прокаркала Джессика. – Без меня тебеотсюда не выбраться. Если я умру – ты тоже умрешь.

– Это так, – покладисто согласилась Марина. – А если умру я– умрешь и ты. Только смерть у нас будет разной. Очень разной! Мгновение болидля меня и долгие часы мучений для тебя. В полнейшем одиночестве.

– Ты не решишься убить себя! – запальчиво выкрикнулаДжессика.

– Пока мучения не станут невыносимыми, да. А потом… моимучения прервутся, твои же будут длиться и длиться… – тихо закончила Марина.

Джессика зажмурилась и так резко помотала головой, что еевсклокоченные каштановые кудри заметались по полу:

– Нет! А если хочешь испытать мою стойкость – испытывай!

Марина глубоко вздохнула, моля господа укрепить ее. Вот он,решающий миг!

– Какие у тебя красивые волосы, Джессика, – сказала онатихо. – Какой чудный каштановый цвет.

Джессика замерла.

– Ты слышала, что волосы у умерших людей еще какое-то времяпродолжают расти? – спросила Марина. – У нас в Бахметеве был один случай. Вдеревне жила необычайно красивая женщина. Черные глаза и волосы черные… Всезнали, что ей уже немало лет, однако мужики на нее заглядывались, но…сторонились. Шел слух, будто она ведьма, которая по ночам обращается в чернуюкошку. Так ли, нет – никто не знал доподлинно. И вот женщина умерла. Еепохоронили, и начались в деревне всяческие беды. Позвали знахаря, и он сказал:так, мол, и так, люди добрые, все ваши беды от того, что не соблюли старинногозавета – не проткнули ведьмино сердце осиновым колом, она после смерти инасылает на вас невзгоды. Тогда деревенские завострили кол осиновый, пошли всеммиром на кладбище, отворили ведьмину могилу и…

– И что? – с живейшим интересом спросила Джессика. – Оналежала там как живая, с румянцем на лице? Тление не коснулось ее, да?

– Нет, – взглянула Марина снисходительно. – Лежали в могилеодни кости, ведь семь лет уже миновало. А отросшие волосы… Они были не черные!Не черные, а какие-то не то рыжие, не то русые. Ведьма-то их, оказывается,красила! И вот что я скажу тебе, Джессика… – Марина перевела дух и пустиланаконец свою последнюю, заветную стрелу: – Когда-нибудь, через много лет, наснайдут здесь. Мы будем лежать рядом, и ничего не останется от нашей нынешнейкрасоты и молодости. Только волосы. Мои – золотые. И твои – каштановые.Наполовину. А наполовину белобрысые!

Джессика уставилась на нее неподвижными, расширенными глазами.Молчание длилось, длилось… Марине уже показалось, что она промахнулась, и вдругДжессика забила головой по полу, завертелась… И закричала – так пронзительно,что у Марины зазвенело в ушах:

– Нет! Выпустите меня отсюда! Черный камень нажми иодновременно на третий от него слева! И ногой – на третью плиту! Трижды!Скорее! Не хочу умирать!

Итак, стрела все же нашла свою цель.

Черный камень! Об него Марина вчера ногти обломала, смутночувствуя, что неспроста он вставлен в стену. Надо думать, много лет назад билсявозле него и сэр Брайан. Но тщетно. Ведь сколько движений надо проделать, чтобыпривести в действие роковой механизм! Черный камень, и третий слева, и третьяплита – трижды…

Когда Марина исполняла все это, у нее дрожали руки иподкашивались ноги. А вдруг не сработает… Вдруг Джессика солгала, напутала, вбезумии выкрикнула первое, что пришло в голову…

Тихий скрип, раздавшийся в стене, показался ей мелодичнейлюбой музыки. С воплем Марина схватилась за часть стены, которая началаповорачиваться вокруг своей оси, отворяя узкий темный проем, – как вдруг что-тобелое, пушистое метнулось ей в ноги, запрыгало, вцепилось когтями в платье,замяукало… А через мгновение – о господи, невозможно поверить! – сильные рукистиснули ее плечи и громкий крик: «Марион!» – потряс ее до глубины души.

Десмонд! Десмонд обнимает ее, и Макбет прыгает вокруг каксумасшедший, взвиваясь в воздух, мягко падая на лапы, и мурлыча, и мяуча, иподвывая.

– Макбет… – пролепетала Марина, не соображая, что говорит,но тотчас всякие мысли исчезли из ее головы, потому что губы Десмонда прижалиськ ее губам.

– Марион! – Тяжело дыша, Десмонд целовал ее лоб, глаза,снова приникал к губам, лихорадочно ощупывая ее тело, словно желая убедиться:это она, она снова с ним, но никак не мог в это поверить. – Марион! О господи!

– Десмонд, ты нашел меня… – шептала она как в бреду.