– Твой синий сюртук мелькнул среди сосен, – сообщил Джаспер.– Правда, я не поверил своим глазам.

– Что, не ждали помощи? – осторожно поинтересовался Десмонд.

– От тебя? – повел бровью дядюшка. – От тебя не ждал.

Племянник норовисто вздернул голову.

– Любопытно, почему все здесь считали меня негодяем? Ладнобы только Джессика – она ведь других судит по себе! – но вы и…

Он не договорил, но Марине показалось, что Десмонд имеет ввиду ее, и сердце больно ужалила змея-обида: а ее-то он кем считал?

– Сказать по правде, если ты притворялся, то делал этомастерски, – извиняющимся тоном сказал Джаспер.

– Я почти не притворялся, но… Люди, как правило, видят нето, что есть на самом деле, а то, что им хочется видеть, – усмехнулся Десмонд.– Помните, Джессике стало ночью дурно и она вызвала Линкса пустить кровь. Чтоона говорила потом? Мол, я побледнел и почти лишился сознания. Я и в самом делебыл потрясен до столбняка. Однако отнюдь не от жалости к Джессике, а потому чтоузнал в докторе мерзавца, прославившегося в Париже поистине зверинойкровожадностью.

– Но ты же страшно рисковал, встретившись с ним! –воскликнул Джаспер.

– В Париже Линкс исполнял одну и ту же роль – безжалостногоубийцы. А у меня там была тысяча лиц, и ни одного своего. – Десмонд взъерошилсветлые волосы, помял твердый, с ямочкой, подбородок. – Я был ремесленникЭтьен, солдат национальной гвардии Рене, художник Оливье… Нет, риска не было.Но я сразу заподозрил неладное в слишком тесной дружбе Линкса с Джессикой. Иеще. Алистер был самым галантным кавалером на свете, но от меня, своего брата,он не таил ничего, говорил, что Джессика вызывает у него смутный страх,граничащий с отвращением. И мне никак не верилось, что Алистер вдруг решилжениться на ней, даже объявил о помолвке. Я гораздо легче поверил, что онсочетался браком… со служанкой.

Десмонд запнулся, и Марина вдруг поняла почему: наверняка онв ту минуту вспомнил, как сам сочетался с бог весть кем.

– Начав осторожно расспрашивать людей, я узнал то, чтохотел: Алистер никому ни о чем подобном впрямую не говорил, известие исходилоот Джессики, которая распространяла слухи так умело, делала такие тонкиенамеки, так ловко сводила обстоятельства, что никто не сомневался в намеренияхАлистера.

– А кольцо? – взволнованно спросил Джаспер. – Вообще-то явидел, как Алистер надел его Гвендолин, но…

– Но вы сочли, что брат передумал, верно? – усмехнулсяДесмонд. – Я не виню вас. Жизнь не располагала вас к любви и доверию, поэтому…

– Я просто хотел быть счастливым, – глухо отозвался Джаспер.

– И решили, что не можете быть счастливы без Маккол-кастл, –усмехнулся Десмонд, даже не вопросительно, а просто очень печально.

Марина вприщур гневно взглянула на Десмонда. Да, егосказочно своевременное появление спасло их всех, но почему он сейчас ведет себятак, словно ведет дознание? Почему смеет обвинять Джаспера, который только чтос трудом отводил от себя и от женщин смерть, усиленно заговаривая зубы убийцеЛинксу? И если Десмонд раскусил Джессику, почему бы ему не пойти дальше? Почемуон не просит прощения у Марины за все отвратительные, неправдоподобныеподозрения, которые возводил на нее в компании со своей сестрицей? Ах да, онведь не слышал хвастливых признаний Хьюго… Джаспер и Флора, конечно, заступятсяза нее, и у Десмонда сделается такая обалделая физиономия, что любо посмотреть!

Кстати, интересно узнать, как Десмонд очутился здесь.Наверняка, заждавшись Сименса, пошел поглядеть на дело его рук и нашел своегопособника без памяти, а клетку – опустевшей. И ринулся в погоню за беглянкой.Ведь какие бы подробности ни выяснялись насчет коварства Джессики, безумныхзамыслов Линкса и тому подобного, Десмонд по-прежнему обременен постылым бракоми не может не желать сбросить ярмо с плеч. Надо отдать ему должное: онблагородно принял весть об Алане и вроде готов без боя сдать позиции. Конечно,он еще натешится властью в Маккол-кастл, фактическим хозяином которого будетлет пятнадцать, пока Алан подрастет. Однако ему так или иначе придется думать озапасных позициях, а их обеспечить может только выгодный брак на девушке сприданым, с землями, где Десмонд сможет основать новую твердыню своегочестолюбия. И, уж конечно, меньше всего ему нужна тайная жена. Да Марина и самас радостью готова сбросить узы насильно навязанного, унижающего ее брака!Десмонд и представить себе не способен, что единственное ее желание – оказатьсяот него как можно дальше…

О нет, конечно же, она лжет самой себе!

Ей мучительно хотелось, чтобы он схватил ее в объятия,зацеловал, восклицая, что не перенес бы ее смерти, что во всем раскаивается,что слепо верил Джессике, а теперь понял, как жестоко был обманут… Хотя ей былобы довольно, ежели б он просто глянул на нее… и она бы успела прочесть в еговзгляде горечь, и вину, и раскаяние, и мучительную тоску, и жажду обладания…

Слезы вдруг так близко подступили к глазам, что Маринапринуждена была резко вскинуть голову, чтобы они не хлынули через край. Ивозблагодарила судьбу, когда Алан вдруг завозился, поглядывая на Флору. Тапринялась выбираться из телеги, а Марина ринулась за ней с таким видом, будтонепременно хочет помочь. Просто ей не хотелось оставаться одной с мужчинами.Чего доброго, следующей на очереди у дознавателя Десмонда станет она сама.

Отойдя от телеги за можжевеловые кустики, Марина осознала:ей нет никакой надобности возвращаться. Наоборот – ей ни в коем случае неследует возвращаться! Ей нужно как можно скорее вернуться в замок, собраться –и исчезнуть. Чем скорей, тем лучше.

Марина сделала шаг и другой в глубь леса, пытаясь вспомнить,где оставила своего гнедого, как вдруг обмерла, почуяв спиной чей-топристальный взгляд. Оглянулась, холодея, готовая закричать при виде новоговрага, – и ноги у нее едва не подкосились от несказанного, почти невыносимогооблегчения: на нее косился вороной конь. Конь Десмонда, Блэкки.

Она почмокала губами, от души жалея, что нет в карманеничего, чтобы задобрить богом посланного конька: ни хлебушка, ни кусочкасахарку. Впрочем, конь и так вел себя вполне дружелюбно, не выразил нималейшего неудовольствия, когда она осторожно поставила ногу в стремя, а потомвзгромоздилась в седло. Марина схватила поводья, и вороной, почуяв твердуюруку, послушно пошел к дороге.