она не одна, – в сердцах воскликнул батька Швырь. Гриц стеганул хворостиной Сашко и состроил злую гримасу. Молодой казак сразу зажурился, виновато голову повесив.

– Племянник? – попробовал я с ходу попытаться отгадать. Ну не нравилась мне эта парочка. Чувствовал, что с селянами не так.

– Точно, – Билый кивнул.

– И попытать не успели, – вздохнул батька Швырь, явно подначивая Сашко. Тот всхлипнул носом.

– Ну эту мог Сречко приставить, чтоб гроши точно к нему попали.

– Одна девка с нами не справится, если что, – бахнул фразой Сашко и голову чубатую поднял с вызовом.

– Дурында, – сказал Гриц.

Швырь почесал нос:

– Да ну? Кинет травку какую в котел – и полетят души в родные степи.

– Верно, только и она пропала, – сделал итог сотник.

– Дык что, уходить будем? А, браты?

– Куда? – вяло сказал Гриц и опять хворостиной стеганул Сашко – видно, что злится.

– Домой. Пошумели, и будет, растащат по одному во сне, – я высказал главную мысль, которая всех беспокоила.

– Сперва дело важное зробыть треба, а по ночам сторожить теперь будем по очереди, без сербов. Послезавтра выступаем з ранку. Сегодня продать что не нужно, купить необходимого. Батько, вы старший по коммерции, я схожу к русскому коменданту, попробую узнать, что за бесстрашные хлопцы на вахмистра напали. Всего трое на целого пластуна! Сербам ни слова, – сказал Билый.

– Может, ну их к бесу, сами пойдем.

– Впятером не сдюжим, и гор в тех местах мы не знаем. Заодно и к союзникам присмотримся. Степан, на тебе оружие и огневой припас. Сашко, перевезешь Небойшу с детьми куда скажет, лошадей пригонишь и поможешь Швырю с торговлей. Сербов возле себя держите, чтоб ни на секунду с глаз не пропадали. Григорий, это на тебе. Учения придумай, уведи их подальше. – Сотник подождал, пока все кивнут, принимая задачи.

За два дня, распродав лошадей и кое-что накопившееся, не прояснив ничего про ночных гостей, ушли путаным маршрутом. Животин было особенно жаль. У Сашко жеребец так привязался к хозяину, что плакал, как дитя малое. Слезы лошади Швырь по-своему объяснял, говорил про сбитые копыта и боль адскую, вот и не утерпела скотина, мол, Сашко доездился по ночам в чужие хутора, и кто-то в отместку засадил жеребцу лишний гвоздик под подкову. Брехня, конечно, все, и звучало как-то двояко, обвинительно даже, но очень правдиво. Молодой казачок лишился женщин, а теперь еще жеребца, чувствуя вину свою, старательно нес службу – так, что и придраться не к чему. Да только не из-за него все. Зря печалился. Гриц хмурился по другому поводу: тайна нераскрытая не давала ему покоя. Так что настроения ни у кого не было.

9. Перевал

Дней за десять дошли до вертикальной скалы и полезли от уступа до щели, от щели до полки. Навешивали веревки, постепенно поднимая в небо друг друга и свои пожитки. Жуткий, тяжелый подъем. Все тело одеревенело и ломило. Скала казалась неприступной, а одолели. На перевале, когда «плечи» вернулись, группа собралась в заросшей зеленью щели.

– Застава из трех османов, обжитая, – докладывали дозорные, – сейчас костер разводят, будут еду готовить, чтоб она у них в глотках застряла. Есть три лошади. На заход тропа на одного всадника, видно, по ней смена приходит. В сторону моря пешая тропинка. Непуганые. С собой только кинжалы, остальное в шалаше.

Горазд сразу дернулся, говоря:

– В ножи? – Кулаки сжал. Готов серб резать и кромсать оккупантов. Видно, жизнь довела.

– Погодь, – пробасил Гриц, сбивая накал.

– Да в ножи! – горячился серб.

– А когда смена придет, знаешь? Пока корабль не подойдет, дозор трогать нельзя, – резонно заметил Гриц.

– Погодь и ты, – остановил его взмахом руки Микола. – Сейчас другое. Батько, ты как? Живой?

– Чуть очи не повылазили на остатнем подъеме, – прохрипел старик.

– Отабориваетесь с Михайло здесь, как корабль придет, дозор убрать, только не спешите, может, они знак должны подать, – приказал сотник.

– Для сигнального костра у них все готово, – пояснил Гриц. – Только непонятно. Костер – чтоб тревогу поднять или о корабле сообщить?

– Нам нужно, чтоб сообщали? – усмехнулся Микола.

– Ни.

– А если на острове дым не увидят и тревогу сыграют?

– Тоди, Батько, лежи у них под боком и слухай, турецкий ты разумеешь, сам решишь, чего робыть.

– Уберем заставу без шума, сто чертей их батькам, гатей и самострелов на тропе устроим. На пешего и конного. Чучел наставим, нехай их сменщики или подкрепление, штурм Архипо-Осиповки творят. – Он то ли улыбнулся, то ли ощерился, показывая ряд крепких желтоватых зубов.

Микола беспокоился за него, человек все-таки немолодой – ровесник отца, а недавний подъем и меня вымотал до черных мушек в глазах. Щель, где мы расположились, тянулась больше снизу вверх, ватага располагалась на разной высоте, один над другим. Ветер сюда не проникал, и потревоженное комарье жужжало и вилось, как в наших плавнях.

– Кто по дому соскучился? – заматываясь башлыком, спросил Гамаюн. Кубанцы заулыбались. – Холера, пока говорил, три штуки в рот залетели.

Серб Горазд снова не удержался:

– Как вы там живете?

– Весело, но если подлюку какую спиймаем, лютую смерть заслужившую, голого в плавнях оставляем. Сперва комары, а потом зверье следов от него не оставят.

– Господа казаки, снедаем поплотнее, всухомятку, час на отдых, и будем искать место для спуска. До темноты нужно найти место для лагеря на берегу. Завтра начинаем наблюдение за островом, наметим два пути отхода, ночью промерим глубины.

К вечеру окончательно выбившись из сил, с ремнями и веревками спустились вниз на узкую, в два шага полоску возле озера. Силы совсем кончились. Спать попадали прямо в бурьян. Светает. Сквозь сон почувствовал, что-то сильно давило на лицо. При попытке повернуться, прямо в глаз потекла струйка воды. Поднимая голову, вызвал целый водопад холодных струек. На каждом листочке, в зависимости от размера, скопилось от ложки до стакана холодной росы. Бешмет насквозь промок. От холода и сырости зуб на зуб не попадал. Левая сторона лица занемела. Пошарив там, где лежала голова, нащупал револьвер. Как он из-за пазухи попал под голову? Утренняя серость еще не рассеялась, а нас от острова прикрыл туман. Плотным ровным слоем он лежал на пару локтей выше воды. Не клубился и не струился, белый пласт висел над озером, сливаясь с рассветным небом. Осмотрелся. Прислушался, принюхался. Тревоги ничего не вызывало. Народ сопел в узкой полоске бурьяна. Не хватало Гамаюна и Грица. Они обычно первые встают. Чтоб согреться, начал приседать. Три десятка приседаний. Потом прыжки из нижней точки с подтягиванием ног к груди. Сразу же показалась голова Сашка, револьвер смотрел