Сашко, – ответил казак и показал в сторону пустой лежанки, – и девка его переодетая ушла.

Билый сразу все понял, проснулся окончательно. Уши потер, сказал уверенно, без всяких вопросов:

– Догоним.

Грицко кивнул. Понятно, что догонят. Времени не много упустили, не должны далеко уйти.

Микола подхватил винтовку и заскользил вслед за товарищем. Шли волчьим скоком: два быстрых, один короткий. Так не устаешь и хоть до России можешь дойти. Стараясь не шуметь, поднимались в гору. Изредка останавливались, слушая ночь.

Беглецы определенно прошли сквозь секреты: никто не поднял тревоги.

– Не пойму, – Грицко сказал, опускаясь на колени, чтоб лучше рассмотреть следы. – Разделились, что ли? Сашко верхом ушел. По тропе ускакал. Она дальше в горы пошла. Ну что? Разделяться будем? Кому-то вниз идти. Кому-то дальше карабкаться. Что решаешь?

– Нет. Пойдем за Сашко. Они должны встретиться внизу. Место должно быть у них потаенное, – принял решение сотник. Грицко передернул плечами.

– Может быть.

– Конь один. Далеко не уйдут.

– Да зачем это Сашко надо, – в сердцах пробормотал казак. – Одна дурь в голове!

– Перехватим – узнаем!

– У речки встречаются. Их место. Там следы будем искать. Сашко напрямик пошел, через секреты. Девка через горы. Скоро достанем.

В этот раз они ошиблись. Никого не нашли, как ни рыскали. Ни конных, ни пеших следов на росистой траве не обнаружили, только сами до колен промокли. Сели у тропы на камень. Тяжело было говорить, но товарищ признался:

– До шляха след четкий, дальше идет в сторону села. Не могу понять. Что он, один ушел? Не останавливался даже нигде. Что думаешь?

Сотник пожал плечом.

– Отдышимся, пойдем вдоль реки дальше, а с утра ближние склоны прочешем.

Сложно спрятаться от тех, кто всю жизнь кого-то ищет. Даже если умеючи.

– Не вовремя, – вздохнул Грицко. Атаман кивнул, соглашаясь.

– Думаю, к реке она дальше вышла. Там и ждет ее Сашко.

И снова Грицко не понравилось, однако возражать не стал. Отдышались. Пошли неспешно, ища малейшие зацепки, читая следы, слушая ночь. Спуск, подъем, опять спуск.

– Что с ним делать, ума не приложу. Не пороть же его! Воин справный, в бою как на тебя могу положиться, не жадный, за дуван не трясется, но как только сшибка закончилась, мы еще сброю чистим-точим, а он уже у бабы какой в ближайшем селе, и всех любит! А главное, они его привечают – и молодые девчата, и бабы тертые. Я-то думал, оторву хлопчика от вдовьей юбки, мир увидит. А он кроме юбок не желает ничего видеть. Что скажешь, а?

– Не знаю, ты у нас батька-атаман, тебе решать, только если б не его чуйка, девку-засланку до сих пор бы не раскрыли.

– Раскрыли, а толк какой от этого есть? Кто за кем охотится? Чего хотят, а главное – кто? – в сердцах сказал Билый.

– Какая разница кто, если в лагере узнают про золото, думаешь, половина не попробует его достать? – резонно заметил Гриц.

– Кишка тонка, – усмехнулся сотник.

– Это другое дело, но помешать могут. И еще, сербы запросто туркам таких ухарей, как мы, продают. Мы для них товар. Ты разве не понял? Ценный товар и информация. – Гриц вздохнул.

– Скажешь тоже, – возразил запальчиво Микола. – Ну отличаются они от нас! Но не настолько же! Все во Христе живем.

Перекрестились.

– Так что? – спросил Гриц.

– Значит, нужно байку придумать, скажем, уходим к Раевскому.

– Хорошо. Так и порешим.

Забрезжил рассвет.

Вокруг посерело. Снова вышли к нижней петле лесной дороги. В предрассветной тишине, когда еще птицы не поют, послышался топот копыт. Странно, но он приближался. Нарастал. Переглянулись недоуменно. Не прятались. Судя по звуку – один всадник был. По казачьей посадке узнали Сашко. Он тоже признал своих. Неспеша вышли на середину тропы. Метрах в десяти Сашок поставил коня свечкой. Не соскочил, не слез, а как-то сполз из седла. Подошел на негнущихся ногах. Лицом белый-белый, словно покойник.

– Сашко?.. – неуверенно окликнул атаман.

– Дядька Микола, как же так? – говорил, а сам атаману нагайку протягивал, чтоб бил, значит. Ага. Билый скрутил хвост. Успею, мол, наказать. Посмотрел в лицо парня, но разума в нем нисколько не читалось.

– Сашко…

Грицко, не видя никакого эффекта, дал казаку ладонью в ухо. Хлопец стал приходить в себя. Захлопал длинными ресницами.

– Так мне и надо, – сказал уже более осмысленно. – Прости, атаман. Ослушался я тебя. К Фиалке сбежал. У костра как стали о ней говорить, так затряслось все у меня. Больше не мог ни о ком другом думать. Вот ведь что любовь окаянная делает. Думал, позабыл ее, ан нет! Сердцем, видно, меня звала! Не мог я сдержаться! Никак не мог! Внутри все свело.

– Это у тебя другое место свело, бывает, – Грицко был беспощаден. Сдерживался из последних сил. Микола тронул его за руку незаметно – уймись. Не проронив и полслова, продолжил слушать молодого казачка. Тот не таился. Выпаливал все как на духу.

– Дождался, когда все заснут, и погнал в деревню.

– А Беляна? – осторожно спросил я.

– Что Беляна? Не мог же я взять ее с собой?! Думал, к утру вернусь, еще все спать будут. Никто и не заметит. А вот раньше возвращаюсь…

– Чего так? – прищурил глаза я.

– А нет больше Фиалки. Любовь только моя и осталась…

– Как нет?

– Убили мое серденько. Да как-то зверски очень.

– Постой. Ты говоришь, Фиалку твою убили? – осторожно спросил Грицко и посмотрел на Билого, подчеркивая вопрос. Тот только головой дернул, мол, понял давно.

– Зверски. Изломали всю. Словно зверь какой. Только звери глаза не выкалывают. Может, бес, а? Господин сотник? То бес был? Глаза выколол, чтоб не видела.

– Я, кажется, знаю того беса. – Микола распустил нагайку. – Из-за тебя она погибла. По глупости твоей животной.

Стеганул Сашко. Другой раз. Тот даже не прикрылся.

– Бей меня, дядька Микола. Бей! Любил я ее очень! Как мне жить теперь?

– Да вся беда через твою любовь, – сунул ему за пояс нагайку. Разве сейчас слеза твоя поможет?! Всех баб любишь?! Кто такими словами разбрасывается?! Кто живет так? Бык при стаде!

Сотник сплюнул, развернулся и зашагал по тропинке к лагерю. Грицко церемониться не стал. Стукнул в зубы. Потом помог подняться из пыли. Сашко подобрал папаху. Зашмыгал носом, сплевывая красную юшку.

– Пошли.

– Грицко, я же ни-ни теперь. Вот тебе крест. За Беляной смотреть буду, как наказывали. Я ее любить теперь стану. Одну ее. Вот тебе крест. Домой невестой повезу. Кончится все – и повезу.

– Ну, дура, – Гриц растянул «дура» на два шага и отвесил полновесный подзатыльник. – Раньше смотреть надо было, – процедил