class="p1">– Она же вдова.

– За себя она сама ответит. Как ты, невенчанный, мог ложе с ней делить?! Молись, проси прощения, если более не будешь повторять, простит тебе Господь, а повторишь – бесы утащат.

– Если к девкам – пусть тащат! Не жалко! Я без девок – пропаду! Они же слаще меда!

– Окстись, Сашко. Ну как так можно?!

– Да ладно, Микола. Файная девка была. Одно имя чего стоит – Фиалка. Цветок пахучий! – заступился Гриц.

– Какая девка – баба.

– По годам-то девка. Месяц всего замужем была. Мужа ее турки забили. Упокой Господи души их грешные.

– Погодь, Микола, Фиалка от клятвы была свободна, и Сашко ни с кем не связан, – не унимался Гриц, и непонятно было, чего добивается – то гонял Сашко за этих вдов, то вроде как защищает.

– Ну так и женился бы, так по-людски и по-божески было бы, и живой, может, осталась бы.

Сашко отвернулся, сдвигая папаху на глаза. Решил соловья послушать.

– Кто же ее и за что?

Димитрий, устраиваясь поудобнее, лениво изрек:

– Бандиты хорватские, они глаза выкалывают, завели такую привычку.

– Или те, кто это знает и на хорватов свалить хотели.

«Стоп, откуда он знает, что Фиалку зрения лишили? – Микола напрягся. – Из нас никто не рассказывал, да и вообще про тайную зазнобу Сашка разговоров не было. Не одобряли, но и не обсуждали».

– Горазд, а ты что о Фиалке думаешь?

– Я Фиалок не знаю, но девок красивых у нас – как грязи, хочешь – вдовую, а можно и нетронутую. Вернемся, хочешь, Сашко, мы все сватами пойдем. Женишься, Сашко?

– Не, – Сашко задумчиво покрутил ус, – молодой я еще. У меня планы на жизнь!

– Вот скаженный! Планы у него! – Грицко опять деланно замахнулся, а Сашко понуро затылок подставил – бей, мол, не привыкать. На этот раз обошлось.

– Гляньте, хлопцы, – позвал всех Димитр.

Над островом переливалась радуга. Пластуны и сербы заулыбались. Все знают – радуга к добру, а на божий праздник – не примета, а знак. Все задуманное получится!

– Гамаюн, – подозвал атаман самого опытного пластуна. Лет ему было под сорок. Широк в плечах, но сухопар. Лицом и всей фигурой похож был на кинжал-карбриж. Среди сербов не выделялся ни ростом, ни чертами лица.

– Глянь, куда конец радуги упирается.

– В камыши.

– Без глаз мы на том берегу…

– Та понял, атаман. Нужно в камышах обосноваться.

– Не околеешь?

– Не впервой.

– Баклажку возьмешь полную, еды на пару дней. Пойдешь с Сашком. Его – течение и глубины, тебе сразу на другой берег. Численность гарнизона, режим. С какой стороны взять их можно. Выяснишь за день – возвращайся, нет – еще сутки посиди. Мы с Грицом от острова до моря пощупаем.

– Все высмотрю, будьте покойны. Пойду пока осмотрюсь, откуда лучше заходить и куда путь держать. Стемнеет, по звездам привяжусь.

– Горазд, возьми ружье, прогуляемся в сторону моря.

Пригнувшись ниже линии кустарников, дошли до развилки. Прямо к морю вела лишенная растительности гряда, влево в густо поросшую гору вела звериная тропа, еле заметная среди тонких деревьев и кустов лавра. Кто-то на водопой все-таки ходит, а значит, и пластун пройдет. Вот и засохший в глине след поросячьего копыта. Замечательно! Свежатиной все с удовольствием полакомятся. На крутом участке подъема у Горазда, первого взбирающегося по тропе, соскользнула нога. Серб поехал вниз, набирая скорость. Билому деваться было некуда, и как он ни упирался, рослый, широкий в кости Горазд его снес, и с пяток метров они скользили вниз, судорожно хватаясь за кусты и больно ударяясь о выступающие камни. Пока Горазд слезал с сотника, он перевернулся на спину. Озеро, остров и укрепление были как на ладони.

– Замри. Давай осторожно под кусты. Ничего не могу понять. Смотри на форт, вроде человек над крышей. Чего он, в воздухе висит?

В четыре глаза пытались рассмотреть.

«Ладно, скажу Гамаюну, чтоб из камышей рассмотрел, как там поганые по воздуху летают», – подумал пластун. Человек стал опускаться и скоро слился с плоской крышей. Через полчаса подъем закончился почти ровным «столом», густо поросшим разнокалиберным лесом, местами непроходимыми зарослями шиповника, со стороны моря круто обрывавшимся прямо в воду, с другой упирающимся в вертикальную скалу до перевала. Противоположный склон был такой же, как тот, по которому мы поднялись, но выходил на узкий пляж. А что дальше – из-за выступающей в море скалы было не видно. Можно ли здесь оторваться от возможных преследователей, было непонятно.

– Шалаш-холобуду на кромке у моря поставим, за морем наблюдать и мясо заготавливать. Следы чьи видел, Горазд?

– Есть зверье. Поросята со свиньей ходят, козы, ну и зайцы.

– Добре. Я уже приметил пару мест для ловушек. Гатями – острыми кольями тропу до ловушки обустроить – и мы со свежей дичиной. Почует свинья неладное, а гати не дадут обойти гиблое место.

«Завтра-послезавтра двоих пошлю на пляж, чтоб выяснили, можно ли уйти по берегу, а двоих загнать на стенку, чтоб навесили дорожку для Батьки с его напарником, здесь хоть и круто, но в два раза ближе, – планировал атаман. – Хорошо бы на стенку послать сербов, они с веревками лучше казаков управляются, только подняться и в нужных местах веревки оставить – одно дело, нужно еще Швыря найти и ему показать. Боюсь, что вместо Батьки на османов напорются. Значит, пойдут смешанными двойками. Одна вверх, одна вниз, на пляж».

Внезапно Николай понял, что не нравилось ему в этой вылазке. После истории с засланной девкой не мог он доверять балканским соратникам. Когда Горазд вдруг оскользнулся и вместе с ним пересчитывал ребрами камни как раз на том участке подъема, откуда виден был форт, а значит, и турки могли нас заметить, у атамана что-то в голове словно лопнуло. Гнал непривычные мысли, старался отложить, занять голову обычными пластунскими хлопотами, но теперь, когда все ближнее будущее было обдумано, выползла змея и укусила куда-то больно.

Наверное, в сердце.

Как на турецкие ятаганы идти, когда сзади, сбоку не пойми кто. Ладно бы неумелые, а эти к крови привычные. Появились вместе и вроде друг друга не знают, однако вспоминая пару совместных вылазок, восстанавливая в памяти все по порядку, до последних мелочей, осознал: как минимум Михайло и Димитрий прекрасно взаимодействуют без слов. Если бы не девка, никаких подозрений бы не возникло. Если бы не отрицали, что давно знакомы. Если бы не «горели» по мелочам. Скажем, Батьке Михайло рассказал какую-то историю, с ним и с Димитрием случившуюся осенью, то есть за полгода до их знакомства у нас. Как в