– Знаешь, я и тебя люблю, – не глядя на нее, прошептала Чандра.

– И я люблю тебя, Чандра, – шепнула Нисса в ответ.

Тут Чандра, наконец, подняла взгляд на Ниссу Ревейн, но вдруг кто-то бесцеремонно поднял ее на ноги.

Это была Джайя.

– Идем, – велела она. – Работа не ждет.

Чандра понятия не имела, о чем идет речь, да к тому же слишком устала для любой «работы», какая только могла найтись для нее у наставницы, однако ответа Джайя дожидаться не стала. Крепко взяв ученицу за руку повыше локтя, она повлекла Чандру за собой, в толпу.

– Позже поговорим! – только и успела крикнуть Чандра, оглянувшись на Ниссу.

Вскоре они подошли к строю Вековечных – в большинстве своем обезглавленных, страшно изрубленных. Рядом, вне себя от бешенства, стояла Самут.

– Так не годится! – рычала она. – Все это – мой народ. Знаю, их следует уничтожить. Но не так же! Окажите им хоть толику уважения!

– За этим мы и пришли, – успокоила ее Джайя, кивком указав на Чандру, только сейчас и сообразившую, что за жуткая работенка ожидает двух пироманток.

Анграт с Борборигмосом прервали свои труды и даже замахали соратникам, отгоняя их прочь, но сами остались на страже. Так ли, иначе, а с опасными тварями следовало немедля покончить. Однако чувства – или, по крайней мере, воинскую доблесть Самут – они уважали, а если так, отчего бы не завершить дело согласно ее понятиям об уважении к бывшим соотечественникам?

Под бдительным присмотром минотавра, циклопа и дочери Амонхета пиромантки двинулись вдоль остатков шеренг Орды Ужаса, педантично и старательно обращая всех до единого в пепел.

Одинокое солнце Равники склонилось к закату, скрылось за странными, причудливыми башнями города (за теми, которым посчастливилось уцелеть). Мир окутали сумерки – да не волшебные, порожденные Заклинанием Старейшин, а самые настоящие. Сумерки. Полутьма. Вслед за которой настанет ночь. Вспомнив Дорогу Между Гильдиями, где на рассвете нашла его Крыса, Тейо замер на месте, пораженный внезапной, точно алмазная буря, мыслью: да ведь с тех пор, как он покинул Гобахан, и дня еще не прошло!

«Во имя Бури, а кажется, будто все это случилось миллион лет назад…»

Тейо страшно устал. Буквально валился с ног. Вершины – все до одной – словно бы выгорели дотла. О геометрии даже вспоминать не хотелось. К тому же он здорово проголодался, ведь ел-то в последний раз больше суток назад, в ином мире. Сверх того, ему настоятельно требовалось кое-что еще, заставлявшее задаться вопросом, есть ли в равникских домах эти самые «сливовые» (или «сливные») трубы.

Казалось, Кайя прочла его мысли, а может, просто обо всем догадалась по выражению на лице.

– Все в порядке, – сказала она. – Все кончено. Можешь возвращаться домой.

– Возможно, – откликнулся Тейо. – Только дома мне, наверное, не место. Послушник из меня вышел неважный.

– Зато мироходец вышел – просто загляденье, – с улыбкой сказала Кайя, ободряюще погладив его по щеке.

Тейо отчаянно покраснел, и Кайя, тихонько хмыкнув, отвела взгляд, чтоб не смущать юношу еще сильнее.

Справившись со смущением, Тейо вздохнул и огляделся по сторонам.

Рал Зарек и его возлюбленный, Тамик Врона, обнялись, слившись в поцелуе. Приятное зрелище, обнадеживающее – после всех бедствий, которых ему, Тейо, довелось насмотреться за этот день. Но вот Рал, прервав поцелуй, обернулся, прикрыв собой Тамика: к ним подошла Враска. Рал смерил ее недобрым взглядом, но, когда Тамик пихнул его локтем в бок, слегка смягчился и кивнул ей.

Враска кивнула в ответ, а подошедший сзади Джейс Белерен легонько коснулся ее плеча. Враска повернулась к нему. С виду Джейс словно бы постарел: лицо осунулось, плечи слегка поникли. Немного оттаяв, Враска обняла его, привлекла к себе. Джейс тоже обнял ее, и оба надолго замерли. Молча. А после поцеловались.

Рал едва заметно покачал головой и вновь повернулся к Тамику.

Повсюду вокруг шумно ликовали, но Тейо от души сомневался, достойна ли одержанная победа этакой радости – особенно в то время, как те, кто не ликует, уносят с площади раненых и умирающих. А все эти мертвые? Как же их много, как много…

– Сколько народу погибло… Бедняги, – пробормотал он себе под нос.

– Эх, парень, да плевать на мертвых!

Это сказал перепачканный сажей Анграт, только что отошедший от погребального костра, поглотившего Вековечных.

– Нет, – продолжал он, с силой, но дружески хлопнув Тейо по плечу, – кое-какую жалость к погибшим я в сердце отыскать, конечно, могу. Но львиную долю сочувствия приберегаю для тех, кто скорбит о них. Для мертвых все испытания позади, все их страдания кончены. Если я о ком и заплачу, так это об уцелевших, о тех, кому жить дальше в горе, в отчаянии, с чувством страшной вины – вины в том, что остались в живых, пережили родных и близких.

Пожалуй, подобную вину чувствовал за собою и Тейо, а от горя с отчаянием его берегло только то, что никого из погибших он толком не знал. Да, Гидеоном он восхищался, но был с ним почти не знаком. Еще с одним – кажется, его звали Даком – они обменялись парой слов, пытаясь ободрить друг друга перед последней битвой. Конечно, Тейо винил себя в том, что не смог заслонить Дака щитом от Вековечного, схватившего его сзади, но это чувство вины не внушало никаких других, более глубоких чувств – ни в горе, ни в отчаяние, как выразился Анграт, не ввергало. И, к счастью, те двое, кто вправду казался родными и близкими, Крыса и Кайя, вышли из боя, можно сказать, целыми и невредимыми…

– Так что заботы, монашек, заслуживают только живые, – подытожил Анграт. – По крайней мере, моей заботы. А мертвым – этим уже все равно.

Тейо рассеянно, тупо кивнул.

«Заботы заслуживают только живые… Нужно отыскать Крысу».

Отправившись на поиски, он обнаружил ее, с тоской глазеющую на Гекару: та праздновала эпическую победу в компании пары кукол-перчаток – карикатурных, но до жути похожих подобий ее самой и Рала. Попадись этакие куклы на глаза в детстве – кошмары на всю жизнь обеспечены! Голоса обеих кукол тоже изображала она сама.

– Мы ведь побили злого дракона, правда, Гекара? – пищала кукла-Рал (ее голос, пусть малость высоковатый, был очень даже похож на голос главы гильдии Иззетов).

– Конечно, да еще как, – отвечала кукла-Гекара (как ни смешно, ее притворный, деланный баритон на голос настоящей Гекары не походил ничуть).

– И все, что для этого потребовалось – твоя ужасная смерть.

– Это точно. Ну, один-то разок – не страшно. Один разок – я не против. Не всякий же раз помирать! А вот разок, за доброе, понимаешь ли, дело, или ради доброй забавы…

Бывшей подруги Гекара по-прежнему не замечала, по-прежнему не могла разглядеть. А Крыса была так заворожена Гекарой и ее представлением, что не заметила Тейо.