Более сотни лет Лилиана стремилась только к продлению собственной жизни да укреплению могущества – и не за собственный, за чужой счет. Ныне ее могущество колоссально, велико, как никогда, ну, а жить ей, поскольку дракон имеет в ней надобность (и безусловную над ней власть), весьма вероятно, предстоит бесконечно.

Вот тут-то для Лилианы и наступил момент истины.

«Не та это жизнь, которой стоит жить. Целая вечность на службе у Никола Боласа еще менее привлекательна, чем… чем…»

Завершить мысль оказалось нелегко, но…

«Чем гибель».

Лилиана взглянула вниз, на бесчувственного Гидеона. Кровавые ошметки рук, вокруг – россыпь осколков Черного Меча… При виде этого у нее дрогнуло веко. Во рту пересохло. И этот странный непоседливый зуд. И нежданный румянец. И капелька пота, скатившаяся по щеке…

«Нет, нет, быть того не может! Лилиана Весс не потеет, точно какая-то кухонная девка!»

Выходит, это и вправду слеза. Тогда по кому она плачет?

«Серьезно? Я в самом деле готова к?..»

Да, так оно и было. Вопреки твердой уверенности в том, что нарушение договора обречет ее на верную гибель, вокруг Лилианы вихрем вскружилась черная мана.

Увлеченный победой над Гидеоном и прочими попавшимися на его удочку простофилями, Болас не сразу заметил перемену в ее настроении. И приказал послать Бонту с Окетрой прикончить сопротивляющихся.

«Он назвал их “дерзкими муравьями”. Да он еще не знает, что такое настоящая дерзость!»

И двое уцелевших Богов-Вековечных не ринулись в бой, на жителей Равники с мироходцами, не принялись топтать да крушить «муравьев». Вместо этого оба замерли, стоя навытяжку. Все Вековечные до единого, сколько их ни было на Равнике, прекратили бой и вытянулись во фрунт.

Вот это Болас уже заметил.

«ВЕСС! – мысленно рыкнул он на Лилиану, и этот единственный слог ее имени ударил в голову, точно булыжник, заставив пошатнуться, податься назад на шаг-другой. – НЕУЖТО НАМ ВПРАВДУ НЕ ОБОЙТИСЬ БЕЗ НАПОМИНАНИЙ, К ЧЕМУ ПРИВЕДЕТ СЕЙ БЕССМЫСЛЕННЫЙ АКТ?»

Но Лилиана не откликнулась ни словом. И даже улыбнулась, глядя, как Бонту, Окетра и прочие растреклятые Вековечные развернулись и твердым шагом двинулись к Николу Боласу.

Интересно, что думает обо всем этом Джейс? Скоро ли догадается, осознает, что происходит?

«А осознает – пусть только попробует не оценить».

Однако Лилиана тут же напомнила самой себе, что делает это не ради него. Не ради него, не ради Чандры, не ради Гидеона. Если б, убив их всех, она получила свободу, то еще неизвестно, до каких низостей опустилась бы, служа Боласу. Но нет, свободы ей не видать, это теперь было ясно. А если так, отчего бы не поразвлечься напоследок?

– Эй, Болас! – во весь голос завопила она, хоть и знала: ему известны все ее мысли. – Тебе когда-нибудь говорили, что башка твоя плоска, как табурет? Счастье, что из-за рогов да Камня Души этого не замечают, потому что такой плоской башки я в жизни еще не видала! И уж который десяток лет хочу сказать: башка у тебя на удивление плоская! Как пень! Как подошва! Как сковорода!

На миг, всего лишь на краткий миг, столь глупое оскорбление его величия ввергло Боласа в замешательство, в недоумение, и Лилиана это почувствовала. Продлилось оно недолго, немедля сменилось безмерным презрением к этакой мелкой, бессмысленной грубости, но хоть на секунду…

«Проклятье, вот это забава! Пожалуй, дело того стоило. Ну, почти, почти…»

Между тем Вековечные маршировали к дракону, и последствия не заставили себя ждать. Не для него, разумеется – для Лилианы. Ее глаза и ладони испускали токи пурпурной с черным магической силы, сообщавшей ей власть над нежитью Боласа. Но, стоило ей отречься от договора, татуировки на теле вспыхнули вулканическим жаром, вмиг превратились в трещины, явившие взору алое пламя, которое с невероятной быстротой принялось пожирать ее изнутри… и не только изнутри – снаружи! Лилиана почувствовала, что буквально рассыпается в пепел. В ноздри ударила вонь горелого мяса. Одежда, кожа… все тело таяло на глазах.

Болас едва ли не скорбно покачал головой, но Лилиана знала: он вовсе о ней не скорбит. Ничуть ее не жалеет. Он просто считает ее прискорбно, прискорбно жалкой.

«КАКАЯ БЕССМЫСЛЕННАЯ УТРАТА», – в последний раз прозвучал в голове его голос.

Ореол его магической силы – чистой, незамутненной энергии – не подпускал к дракону Бонту с Окетрой. И все же Лилиана не сдавалась, гнала и гнала Вековечных вперед. Быть может, продержавшись еще чуть дольше, она сумеет протолкнуть Богов-Вековечных сквозь оборону дракона?

«Только бы достать… только бы дотянуться… ухватиться покрепче… и они смогут высосать его досуха, подобно всем тем, кого сегодня уже погубили…»

Увы, ее время было на исходе. Лилиана Весс умирала: по собственной воле, за дело, которое еще неизвестно, чем кончится, придя на помощь людям – друзьям – хотя они, весьма вероятно, вскоре погибнут, проклиная ее имя…

Вдруг на плечо легла чья-то ладонь. Решив, будто к ней подобрался Вековечный, отбившийся от остальных и посланный Боласом за ее Искрой, Лилиана обернулась.

Позади стоял Гидеон. Израненный, руки в крови, но все тот же рослый красавец, он… он улыбался ей.

И с этой улыбкой расширил пределы ауры неуязвимости, накрыв ею и Лилиану.

«Нет, не расширил… он дарит, отдает ее мне!»

Мысли пустились вскачь.

«Стой, – невольно подумала Лилиана. – Сделаешь так – и примешь на себя мое бремя, мое проклятие, оставшись беззащитным. И это погубит тебя вернее верного. А ведь тебе совсем ни к чему умирать. Если кому и жить дальше, так это тебе, не мне».

Но Гидеон попросту вновь улыбнулся и покачал головой. Казалось, мысли его так ясны, будто перед Лилианой не он, а Джейс Белерен: «Многие отдали жизнь, чтобы остановить Боласа. Пусть же я стану последним».

«Прошу тебя, Гидеон…»

– На этот раз, Лилиана, я героем стать не смогу, но ты сможешь, – прошептал он.

Окутывая Лилиану, аура неуязвимости замерцала, засияла невиданной белизной, не позволила ей рассыпаться в прах, вновь собрала, связала в единое целое, исполнила сил, исцелила раны.

Ну, а смертоносная черная магия нарушенного договора потянулась к Гидеоновой ладони, переходя от Лилианы к нему. На коже израненных рук зловеще замерцали узоры ее татуировок, и Гидеон вспыхнул, рассыпаясь в прах – точно так же, как Лилиана всего-то пару секунд назад.

– Сделай же так, чтобы это не оказалось напрасным, – сказал он, а может, подумал, а может… как знать?

Оглянувшись (вот теперь по щекам вправду катились слезы), Лилиана кивнула в ответ… или только хотела кивнуть? Гидеон там, за спиной, умирал: никогда не блиставшая способностью к сопереживанию, Лилиана отчетливо чувствовала его предсмертные муки. Гидеон запрокинул голову, смежил веки, громко, протяжно ЗАВЫЛ…