Однако поляки довольно быстро избавились от эйфории, вызванной визитом Горбачева и его речами о демократизации и гласности. Когда в Польше поняли, что от СССР не следует ждать конструктивных шагов, они взяли инициативу в свои руки . Прежде всего, это касалось, катынской темы.

В польских СМИ были обнародованы отчет К.Скаржиньского о немецко-польской эксгумации в Катыни весной 1943 г. и текст научно-исторической экспертизы «Сообщения…» комиссии Бурденко, осуществленной в 1988 г. польскими историками. Соответственно, все многочисленные публикации о советской вине за расстрел польских офицеров в Катыни обрели доказательную базу .

6 марта 1989 г. заведующий Международным отделом ЦК КПСС В. Фалин в своей записке Центральному Комитету отметил, что: « Катынское дело будоражит польскую общественность». В итоге родилась записка Э.Шеварнадзе, В.Фалина и В.Крючкова в ЦК КПСС от 22 марта 1989 г. «К вопросу о Катыни», в которой отмечалось, что: «По мере приближения критических дат 1939 г. все большую остроту принимают в Польше дискуссии вокруг так называемых «белых пятен» отношений с СССР (и Россией). В последние недели центр внимания приковывается к Катыни.

В серии публикаций… открыто утверждается, что в гибели польских офицеров повинен Советский Союз, а сам расстрел имел место весной 1940 г… эта точка зрения дефакто легализована как официальная позиция властей» . В заключение предлагалось «сказать, как реально было и кто конкретно виновен в случившемся и закрыть вопрос» (Катынь. Расстрел… С. 576—577. Фалин. Конфликты в Кремле. С. 344).

В этой записке сомнение вызывает лишь последнее предложение. В марте 1989 г. никто из подписантов записки не обладал так называемой «реальной» информацией о виновниках катынского преступления. Зоря только через полгода предоставил Фалину свою « Документальную хронику Катыни» и выводы относительно возможной вины НКВД. О каких реальных виновниках Катыни шла речь в записке, до сих пор так и не ясно.

На основании записки Э.Шеварнадзе, В.Фалина и В.Крючкова на Политбюро в марте 1989 г. был рассмотрен вопрос «К вопросу о Катыни». Было поручено ряду государственных и партийных инстанций в месячный срок предоставить на рассмотрение ЦК КПСС «предложения о дальнейшей советской линии по Катынскому делу».

В апреле 1989 г . Ярузельский в очередной раз прибыл в Москву. 28 апреля состоялась его встреча с Горбачевым. Информация о вопросах, обсуждавшихся на этой встрече, отсутствует до сих пор. в июне 1989 г. в Польше состоялись парламентские выборы, на которых с подавляющим перевесом победу одержали представители профсоюза «Солидарность». Поражение официальных властей несколько скрасил тот факт, что 19 июля вновь избранный польский парламент избрал (с перевесом в 1 голос) генерала Ярузельского на недавно учрежденный пост президента страны. Однако ситуация в Польше оставалась критической. Для Горбачева Польша оставалась «горячей точкой».

22 августа 1989 г . Горбачев позвонил главе польских коммунистов М.Раковскому и убедил того в необходимости сотрудничать в переходе власти к «Солидарности». В этом телефонном разговоре Горбачев призвал Раковского «вести дело к национальному примирению», то есть фактически сдаться на милость победителей из «Солидарности».

В начале октября 1989 г. Горбачев прибыл в ГДР на празднование 40-летия республики. 7 октября на трибуне в Берлине рядом с Горбачевым стоял Ярузельский. Бывший польский президент в интервью «Евроньюс» от 11 марта 2009 г. вспоминает, что когда демонстранты шли мимо трибуны, они кричали: «Горби, Горби, помоги нам!». Тогда Ярузельский наклонился к Горбачеву и сказал: «Все кончено, это конец!». Тот согласился, что это конец ( http://ru.euronews.net/2009/11/03/ wojciech-jaruzelski-polands-last-communist-leader/).

В октябре 1989 г . Горбачев принял министра иностранных дел пока еще Польской Народной Республики К.Скубишевского. в ноябре того же года Горбачев встретился с новым Председателем Совета Министров, пока еще Польской Народной Республики, Т.Мазовецким, одним из лидеров «Солидарности».

Скубишевский и Мазовецкий изложили ворох требований и претензий к СССР, в том числе и по Катыни. Даже ярые сторонники упреждающих уступок Яковлев и Шеварднадзе оценили эти требования, как « вздорные и неприемлемые» . В своей записке на Политбюро от 29 мая 1990 г. они предлагали выдвинуть встречные иски к Польше. Их позиция была одобрена, но Горбачев впоследствии сумел нейтрализовать выполнение этого решения Политбюро.

В ноябре 1989 г. на стол к Горбачеву ложится краткая «выжимка» из уже упомянутого исследования историка Зори «Документальная хроника Катыни». Зоря упорно доказывал, что поляков расстреляли сотрудники НКВД. Эту версию поддержали В.Фалин и А.Яковлев. Горбачев в очередной раз промолчал. Лишь в начале апреля 1990 г. его намерения определились. Он согласился с предложением Фалина передать Ярузельскому списки польских узников трех лагерей НКВД.

13 апреля 1990 г., в день встречи Горбачева с Ярузельским, Политбюро рассмотрело вопрос «О консультациях с в.Ярузельским по вопросу Катыни» и утвердило следующий текст:

«Сов. Секретно. Для беседы с В.Ярузельским.

Сказать В.Ярузельскому следующее:

«В результате длительных поисков обнаружены косвенные, но достаточно убедительные доказательства того, что расправа с польскими офицерами в Катыни была осуществлена тогдашними руководителями НКВД.

Найденные материалы обнаружены вне пределов ведомственных архивов. В последних, к сожалению, никаких документов не сохранилось».

Тем не менее, несмотря на шаткость утверждений о советской вине, Горбачев, в канун визита Ярузельского в Москву, дает указание опубликовать заявление ТАСС, в котором НКВД СССР признается ответственным за катынский расстрел. После этого началась новая эра в советско-польском и российско-польском катынском противостоянии.

Вышеизложенный информационный материал убедительно свидетельствует, что только полностью безответственный и профессионально ничтожный политик мог оставаться 6 лет в неведении по поводу материалов, по важнейшей проблеме советско-польских отношений, находящихся в подведомственном ему архиве. Возражения Горбачева о том, что пакет № 1 от него скрывали, просто не серьезен. Поскольку наличие пакета № 1 в Архиве Политбюро не являлось секретом для ряда работников, то смешно полагать, что ктолибо из заведующих Общим отделом (до января 1987 г. – Лукьянов, потом Болдин, а с мая 1991 г. – Лаптев) рискнул бы скрыть его от Горбачева.

В декабре 1991 года на стол Горбачеву положили тот же «закрытый пакет/конверт № 1» с пометками Галкина от 15 апреля 1981 года и 18 апреля 1989 года, который хранился в архиве Политбюро и никуда не исчезал. Его «хранитель» тоже все время исправно исполнял свои обязанности и в любой момент был готов представить пакет пред светлые очи генсека. Возникает вопрос, каким чудом, по словам Горбачева, в одном и том же закрытом сверхсекретном пакете одни документы за два года превратились в другие?