* * *

Книгу про Рогожин Нина в самом деле представить себе не могла. Зачем писать про отрезанную голову, про голодных собак, которые съели хозяина? Про изнасилованных детей? Кому это интересно? Нине – точно не было интересно. Ей хотелось поскорее все забыть – выбросить из головы этот никчемный тяжелый мусор.

Да, Рита была права, Нина всю жизнь мечтала написать книгу и сумела бы ее написать, и это была бы удивительная книга. Но ее книга была бы совсем про другое – не про молчание рыб, не про несчастного съеденного Степаныча, а про божественного Дали, про его мрачный гений, про творчество. Дали когда-то говорил, что как писатель он превосходит Дали-художника. Нина не была с этим согласна: одно невозможно без другого, его тексты можно понять только вместе с живописью, и живопись можно понять только через тексты. Нинина книга была бы про все сразу и главное – про него самого.

Свою книгу Нина задумала давно, года четыре назад, и вынашивала в себе день за днем. Это была ее тайна: по секрету ото всех она жила чужой жизнью, жизнью Дали и будущей книги так же, как своей собственной, и сигналы внешнего мира доносились до нее как бы сквозь плотный фильтр. Книга складывалась сама собой – из материалов, которые не удавалось включить в диссертацию, и они год за годом копились в Нинином архиве в виде разрозненных, беспорядочных, но необычайно ценных записей. Нина уже в подробностях представляла себе сюжет, видела, как будет располагаться на страницах текст. Книга часто снилась ей по ночам уже готовой, написанной и изданной, в твердом переплете с одним из знаменитых сюжетов на обложке – муравьями, ослами, расплавленными часами. Нине снилось, как она открывает книгу и перед ней появляются страницы.

Это были необычные сны: в них она читала строчки, мысленно проговаривая вслух, и текст оживал. Сквозь буквы и слова проступали пейзажи, движущиеся человечки, магические символы. Иногда строчки проступали во сне у нее на ладонях: Нина складывала ладони книжечкой, как в детстве, и читала.

Пробудившись, она не могла вспомнить деталей, зато помнила главное: ее книга про Дали была круглой. Круглой не по форме, а по содержанию: у книги был очень четкий, гармоничный сюжет, и каждая мысль в ней была законченной и совершенной. В своей сновидческой книге Нина излагала некую таинственную теорию, которую наяву воссоздать не могла. Возможно, это было нечто абсурдное, алогичное – но можно ли рассуждать о жизни и творчестве Дали иначе? И еще: в книге, которая снилась Нине, было много грустного, очень простого, задушевного. Это была очень печальная книга про печального художника Сальвадора Дали. Сам Дали из густого тумана, в котором он исчез много лет назад, рассказывал в Нининых снах про себя нечто такое, чего она нигде не могла бы прочесть или услышать. «Разумеется, – думала Нина, пробуждаясь и вспоминая Круглую книгу. – Существует Дали-человек, его судьба, поиски, вдохновенье – и отдельно существует миф, тоже абсолютно реальный. Миф обязательно нужно отделить от человека, которым Дали являлся на самом деле».

– Дали был намного проще мифа, который о нем сочинили, – сказала как-то раз Ева Георгиевна.

– Проще?

– Ну конечно… Посмотри внимательно на его ранние картины – они предельно просты. Все остальное – эпатаж, эксперимент. Проходило время, и чем дольше Дали работал, тем меньше оставалось в картинах его самого. Он терял с ними связь, сюжеты становились все более абстрактными, и он от этого страдал. Дали любил классику и мог взаимодействовать с миром, передавая его на холсте, только с помощью классики.

– А детство? Разве не был Дали необыкновенным, сложным ребенком?

– Какого ребенка можно назвать обыкновенным и простым?

– А тот случай с летучей мышью?

– С какой мышью? Что-то не припомню…

– Когда маленький Дали схватил мышь, разорвал ее зубами на куски и бросил в бассейн.

– Откуда ты это взяла? – Ева Георгиевна поморщилась.

– Ну как же? Из «Тайной жизни, написанной им самим».

– Самим! Вот именно! «Тайная жизнь» была написана им самим, и нет никаких оснований верить, что все это действительно происходило. «Тайная жизнь» – это всего лишь фантазия Дали о себе самом.

Так или иначе, больше всего Нину волновало раннее творчество Дали. Именно его раннему творчеству была посвящена Круглая книга. В ней рассказывалось про того Дали, который совершал ежедневные многочасовые прогулки по Порт-Льигату – каждая прогулка в точности повторяла предыдущую, потому что для работы ему была необходима повторяемость, рутина. Обойдя окрестности, переполненный впечатлениями, он возвращался к холстам. Дохлые ослы на берегу, они в самом деле существовали: павшую скотину крестьяне сбрасывали с обрыва. Он рассматривал морских ежей, раковины, выброшенных прибоем мертвых рыб, мусор на берегу, камни и песок. Любовался рельефом берега и метаморфозами неба. Все эти сказочные атмосферные явления, говорящие облака, апокалипсические зарева и закаты – они тоже были написаны с натуры. И главное, Дали всматривался в себя самого, в свое прошлое. Он говорил, что помнит себя в утробе матери – алое сияние, абсолютная гармония со всем на земле. Подобные откровения звучали претенциозно, но Нина была уверена, что все в точности так и было и он в самом деле помнил. Дали кропотливо переносил на холст собственный мир. Он ничего не придумывал, как считают иные – те, кто не научился слышать его тишину и растворяться в его пейзажах – он рисовал то, что существовало на самом деле, стараясь постичь и передать тайные законы бытия, то невыразимое, что передать невозможно.

Зато к позднему Дали Нина была равнодушна. Рисуя портреты миллионеров, которые мечтали увидеть себя изображенными в сюрреалистической манере, он забыл секретный код, оживляющий предметы и превращающий любого человека в космический миф, а без кода не получалось музыки, был только хаотичный набор звуков. Миф вытеснял личность, для постоянного поддерживания этого мифа Дали пришлось отказаться от себя самого. «Может быть, – думала Нина – и собственные мысли казались ей кощунством, – может быть, мастеру в самом деле нужно уйти вовремя… Если бы Дали умер молодым, как Лорка, не было бы всего этого нагромождения образов, заглушавших мелодию тишины, которую он когда-то уловил и передал. Умереть молодым – для него это было бы спасением. Кто знает, какой была бы старость Лорки? А что если бы он превратился в безобразного развратного старикашку?»

Все позднее творчество Дали представлялось Нине трагедией…

Вот про эту трагедию, про обретение, а затем потерю себя самого ей и хотелось рассказать в своем эпохальном романе, в Круглой книге, которая снилась по ночам и казалась совершенной.

Ее будущая книга была о Сальвадоре Дали, а вовсе не о Рогожине и его жалких обитателях…

Сколько раз Нина себя укоряла, чувствуя вину перед Рогожиным. Когда-то она объездила, обошла и облазила всю Каталонию, стараясь побывать всюду, где были Дали и Лорка, но так ни разу не зашла в краеведческий музей города Рогожина. Этот древний и значимый для российской истории город был представлен в Нинином сознании невзрачным маршрутом, состоявшим из нескольких улиц, кафе, кабинетов и дома ребенка. Скучную мизансцену заполняли собой заурядные персонажи, чьи имена Нине стоило большого труда удерживать в памяти – провинциальные чиновники, доктора, нотариусы, судьи, прокуроры и секретари Рогожинского областного суда, все они были по-своему колоритны, но их было ужасающе мало для портрета старинного русского города с богатым прошлым.