Со временем Абигейл стала больше доверять Кенту и поняла, что уже ничто не сможет изменить его отношение к ней, даже такое. Бывали моменты, когда она была очень близка к тому, чтобы рассказать ему о своем прошлом, однако каждый раз ее удерживал страх: она боялась, что это может встать между ними. Но не то, что ее растлили в нежном возрасте, а то, что она столько лет скрывала от него свою тайну.

А сейчас было уже слишком поздно.

— Если ты так чувствуешь, тогда, без сомнений, что бы я ни сказала, это не сможет повлиять на твое мнение, — заявила Абигейл после довольно продолжительной паузы.

— А ты все-таки попробуй, — твердо произнес Кент, и она заметила огонь, вспыхнувший в его глазах. Похоже, это были не пустые слова.

Она еще раз попыталась пересилить себя и открыть ему правду, но в конце концов не смогла этого сделать. В итоге она просто вздохнула и сказала:

— Не сегодня. Сейчас я слишком устала для такой дискуссии. Я весь день провела на ногах у плиты. — Она сделала вид, что зевает, и поднялась. — В общем, пойду-ка я лягу.

— Я скоро приду к тебе.

Она пошла через комнату к двери, когда вдруг что-то заставило ее остановиться и повернуться к нему.

— Кент, я… — Ей мучительно хотелось навести мост через возникшую между ними пропасть. У них не было секса уже несколько недель. Но гордость все-таки не позволила ей самой сделать первый шаг, и поэтому она коротко добавила: — Я буду тебя ждать.

Абигейл не надеялась увидеть его до утра — в последнее время у него вошло в привычку засиживаться допоздна, а потом потихоньку проскальзывать под одеяло, когда она уже спала, — поэтому, когда он через несколько минут появился в дверях спальни, она удивилась. Абигейл сидела на кровати и читала, а теперь закрыла книгу и положила ее на тумбочку.

— Что-то ты не очень торопишься, — поддела она его.

Кент улыбнулся и, подойдя к кровати, сел.

— Нужно было выгулять Брюстера. — Она знала, что во время этого вечернего ритуала, который мог занять до получаса, псу нужно было обнюхать каждый кустик, прежде чем помочиться на него. То, что Кент резко сократил время прогулки, уже говорило само за себя. Сейчас он положил руку ей на ногу. Даже сквозь одеяло она чувствовала его тепло. — Ты устроила нам просто замечательный обед. И вообще весь день получился чудесным.

— Спасибо. Я рада, что хоть кто-то это заметил.

— Фебе тоже понравилось.

— Да что ты говоришь? Наверное, именно поэтому она и поспешила поскорее уйти.

— Не принимай это на свой счет. Она влюблена.

Их дочь не употребляла таких слов — она настаивала, что они с Нилом просто друзья, — но это было вполне естественное предположение.

— Да. Я уже почти забыла, как это бывает. — Губы Абигейл скривились в иронической улыбке.

— Хочешь, чтобы я тебе напомнил? — Рука Кента двинулась вверх по ее ноге.

— Ох, даже не знаю. Это было так давно. Не уверена, что смогу вспомнить столь давнее прошлое.

Он встал, и на лице его появилась игривая улыбка.

— В таком случае почему бы мне не освежить твою память? Дай только освободиться от этой одежды.

Через несколько минут они уже лежали обнаженные под одеялом; она обнимала мужа, ее руки двигались по его телу, которое она знала в мельчайших подробностях, как и свое собственное. Приятно было спать так, как они привыкли раньше. Именно этого ей и хотелось, уговаривала себя Абигейл, стараясь прогнать из головы мысли о Воне. Если сегодня вечером она и целовала другого мужчину, то делала это лишь для того, чтобы убедиться, что по-прежнему желанна и что эта часть ее жизни еще не закончена.

Губы Кента путешествовали по ее шее серией легких, как прикосновение крыла бабочки, поцелуев. Он запустил пальцы в ее волосы. Она вспомнила о том, как они в первый раз занимались любовью, каким нежным он был тогда, словно чувствовал ее тревогу и беспокойство — сам акт все еще ассоциировался у нее с дядей Рэем, — и боялся испугать ее. Теперь, через столько лет, лежа в постели, они были теми же молодыми влюбленными, вступающими в совместную жизнь. И Абигейл уже почти поверила, что они смогут повернуть часы вспять, когда вдруг увидела его лицо, освещенное узкой полоской света из-за неплотно прикрытой двери в ванную. Глаза Кента были устремлены не на нее. Он смотрел мимо нее, в темноту, на какую-то свою воображаемую возлюбленную. Или ей так показалось.

Когда он кончил, это как будто принесло ему одни страдания. Лицо Кента исказилось, словно от боли, и он всем телом содрогнулся. Через несколько мгновений она тоже испытала оргазм, с той легкостью, которая приходит при долгой практике секса с одним и тем же партнером. Потом, уютно расположившись в его объятьях, приятно уставшая, Абигейл позволила грязной мысли, мелькнувшей у нее перед этим, вновь поднять свою уродливую голову. Если они с мужем занимаются любовью, но мысли его заняты не ею, то о ком же он тогда думает? Ответ пришел, как вспышка молнии, за которой следует удар грома.

«Лайла», — подумала она.

Консепсьон нашла работу через приятеля Хесуса. Это было в офисном здании в Сенчури-сити, где она убирала после окончания рабочего дня. Платили там прилично, и, хотя работа была тяжелой, она все равно считала, что ей здорово повезло с трудоустройством. Помещения, за чистоту которых она отвечала, можно было легко перепутать, поскольку каждый из четырех закрепленных за нею этажей имел совершенно одинаковую планировку: по периметру здания — офисы начальства, а в центральной части — ряды отделенных перегородками рабочих столов, освещенных блоками люминесцентных ламп на потолке. Единственное, к чему Консепсьон никак не могла привыкнуть, это одиночество. На фабрике, как бы там ни было, она все-таки находилась среди других работников. А здесь она лишь на мгновение вступала в контакт со служащими, которые разбегались, покидая свои офисы, как только заканчивался их рабочий день. И это происходило как раз в тот момент, когда у нее начиналась ночная смена; к тому же никто из них никогда не заговаривал с ней, если не считать брошенных на ходу невнятных слов приветствия.

Тем не менее Консепсьон считала, что наверняка знает об этих людях больше, чем каждый из них друг о друге. Она, например, знала, что человек, стол которого располагался ближе всех к самому большому кабинету одного из начальников на шестнадцатом этаже и на мониторе компьютера которого стоял снимок молодого белокурого человека за штурвалом парусной лодки — видимо, его самого, — жаждал от жизни чего-то большего, чем вечное пребывание за перегородкой. Она не сомневалась, что женщина с оставленным на спинке стула розовым свитером и коллекцией фарфоровых кошек, занимавших буквально каждый квадратный сантиметр ее стола, судя по отсутствию каких-то других, более личных сувениров, была одинока… А обитательница загородки напротив комнаты отдыха, несомненно, лентяйка — достаточно было увидеть многочисленные кроссворды, которыми она набивала корзинку для мусора, и модные журналы, в беспорядке засунутые под папки на ее столе.