– Они просто хотели немного напугать меня. Если бы они хотели убить меня, они бы это сделали.

– А что будет в следующий раз? Ты же слышал, что сказал мой дед. Ты должен остановиться. То, что ты делаешь, опасно. В итоге тебя убьют. Разве дело того стоит?

– Да, все верно. Так и должно быть.

Я понимаю, что они надеялись сломать его, но он, напротив, стал только сильнее. В этот момент меня озаряет мысль настолько ослепительно ясная, что никаких сомнений не остается. Я, как когда-то моя бабушка, влюбилась в революционера. Я сейчас чувствую, наверное, ту же беспомощность, которую чувствовала когда-то она. Мне кажется, что мы – пассажиры поезда, сошедшего с рельсов. Поезд мчится навстречу гибели, а я ничего не могу сделать, чтобы его остановить. Я не знаю, что еще придумать, какие подобрать слова, чтобы уговорить его уехать.

Я не представляю, как можно жить в мире, где у людей нет никаких прав, где нет надзора за работой государственных органов, и они могут творить что угодно, не неся за это никакой ответственности. Жизнь в Соединенных Штатах тоже не идеальна – у нас хватает несправедливости. Но у нас существует система, которая защищает своих граждан. Если нас что-то не устраивает, мы имеем право задавать вопросы, у нас есть право голоса, мы можем выдвигать свои требования, протестовать и быть услышанными. Это не всегда срабатывает – иногда система подводит тех, чьи интересы она должна защищать, но у нас хотя бы есть такая возможность, и мы ею пользуемся.

Беззаконие, царящее на Кубе, – запрет гражданам открыто высказывать свое мнение – меня ошеломляет.

– Ты действительно думаешь, что сможешь повлиять на правительство и заставить их измениться? Ты думаешь, что они тебе это позволят?

Я обрабатываю раны на его лице антисептиком. Когда я касаюсь пореза на его щеке, Луис резко втягивает воздух.

– Куда бы я ни посмотрел, я везде вижу в глазах людей надежду на перемены. Каждый день кубинцы вынуждены бороться за жизнь, но они не теряют веру, – говорит он. – Они знают, что могут жить лучше, знают, что заслуживают большего. Они мечтают о незначительных изменениях, которые облегчат их жизнь, облегчат жизнь их детей. Многие из нас помнят то время, когда наши дела были совсем плохи – мы голодали, у нас не было самой простой еды, нас не покидали отчаяние и постоянный, непрекращающийся, мучительный голод. Мы были истощены, и каждый из нас был готов нарушить закон, чтобы найти хоть какое-то пропитание, чтобы не умереть от голода. Теперь мы тоже умираем. Только на этот раз смерть другая, – говорит он. – Мы должны продолжать оказывать давление на правительство, должны продолжать настаивать на переменах. Мы должны продолжать требовать улучшений условий нашей жизни. У нас подрастает новое поколение, которое смотрит вперед и которое недовольно тем, что видит. Мои студенты – будущее этой страны. Они интересуются технологиями, они интересуются всем, что могут получить, – не важно, законным путем или нет. Они интересуются современной культурой, о которой узнают благодаря флеш-накопителям, которые контрабандой привозят сюда в своих чемоданах иностранные туристы. Они четко понимают, чего хотят и в каких переменах нуждаются. А пока они заняты тем, что сражаются с режимом доступными им способами – благодаря черному рынку они могут приобрести информацию, которая меняет их мир. Но что будет, когда они исчерпают эти возможности?

В его словах я снова слышу страсть, преданность и любовь к своей стране. Он безраздельно предан Кубе. Разве не это восхищает меня в нем? Разве не это привлекло меня? Мужчины, которых я знаю в Майами, волнуются лишь о том, на какой машине они ездят, какую марку часов носят и в какой клуб собираются в субботу вечером. Луис живет ради Кубы, и я люблю его за это. Но теперь я боюсь, что Куба погубит его.

Я продолжаю обрабатывать его раны и синяки, изо всех сил стараясь скрыть нотки беспокойства в голосе, чтобы не выдать охвативший меня страх.

– Я понимаю, ты хочешь до конца сражаться за то, чтобы изменения, о которых ты говоришь, воплотились в жизнь. Твоя страсть меня восхищает. Но что, если введенные правительством ограничения не позволят тебе добиться цели?

– Даже не знаю, что сказать. Но я знаю одно: то, о чем ты меня просишь, идет наперекор моему характеру. Я не из тех, кто сдается. Я не из тех, кто сбегает. И я не хочу, чтобы ты шла на риск, помогая мне.

– Наверное, моя безопасность уже давно находится под угрозой. Они считают меня неблагонадежной. И не считай отъезд бегством или поражением. Предлагаю назвать его стратегическим отступлением.

– Ты предлагаешь мне покинуть свою страну, свою семью, свой народ. Мой отец погиб, сражаясь за то, во что верил. А я должен сейчас сбежать, чтобы спасти себя. Как я потом буду с этим жить?

Мое сердце разрывается, потому что мне очень знакомы его переживания. Он считает себя обязанным чтить свою семью и жить так, чтобы быть достойным тех жертв, которые принесли его предки. И в то же время никогда еще пропасть между нами не была так велика. Те девяносто миль, которые отделяют Кубу от Соединенных Штатов, кажутся мне непреодолимым расстоянием.

– От того, что ты умрешь, лучше не будет никому. Если так случится – что будет делать твоя семья? Если ты останешься жив, то у тебя по крайней мере будет возможность посылать им хорошие деньги – гораздо больше, чем они могут заработать здесь. За пределами Кубы у тебя больше возможностей. Там ты не столкнешься с теми запретами и ограничениями, которые налагает на своих граждан кубинское правительство.

– Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой.

– Да, это так.

– Ты этого хочешь, потому что любишь меня? Или потому, что считаешь это правильным решением? – спрашивает Луис.

Как он догадался о моих чувствах, если я сама разобралась в них совсем недавно?

– Потому что я люблю тебя. А еще потому, что считаю это единственно правильным решением.

Когда я произнесла слово «люблю», он на мгновение закрыл глаза, словно произнеся это слово, я нанесла ему удар. Потом его глаза открылись.

– Я не боюсь умереть за то, во что верю.

– Даже если и так, скажи, какой смысл будет от твоей смерти? Не ты первый и не ты последний. Разве от этого что-нибудь изменится? Ровным счетом ничего. Я считаю, что лучше быть живым в Соединенных Штатах, чем мертвым на Кубе.

Он перебивает меня.

– Ты не понимаешь. Ты рассуждаешь так, словно Куба – это просто одно из множества мест, где можно жить. Как будто уехать отсюда означает просто упаковать свои вещи в коробки и перевезти их из одного дома в другой. Для меня это не так. Здесь мой дом. Это моя страна.

– Как можно любить страну, которая так поступает со своими гражданами? Правительство готово бросить тебя в тюрьму за то, что ты выступаешь против царящих здесь бесчинств. Когда я ехала сюда, то очень хотела полюбить Кубу. Я пообещала себе, что не поддамся влиянию общественного мнения – мнения тех, кто живет в Майами, пообещала себе, что буду на все смотреть открытыми глазами, оценивать происходящее беспристрастно и не вешать ни на что ярлыки. Да, я не родилась здесь, но во мне течет кубинская кровь. Как ты можешь бороться за то, чтобы остаться там, где тебя не хотят видеть? Там, где тебя ожидает смерть? Ты же умный человек. Разве ты не понимаешь, что это бессмысленно? Это лишено всякой логики!