Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А моя семья? Что будет с ними? – напряженно спрашивает Луис.
В моей памяти всплывают наши разговоры, его слова о том, что он не хочет уезжать, так как боится навлечь неприятности на свою семью.
– Сейчас трудные времена для режима, – отвечает дедушка. – Появился международный контроль, которого раньше не было, а будущее отношений между Кубой и Соединенными Штатами туманно. Ты это не хуже меня знаешь. Все не может измениться в одночасье. И наша страна не может моментально превратиться в демократическое государство, уважающее права человека. Но Рауль не дурак. Куба должна продемонстрировать Америке, что наше правительство принимает продуманные решения. А учитывая то, что дед Луиса был на хорошем счету, учитывая героизм, проявленный отцом Луиса в Анголе, а также учитывая связи Марисоль в Соединенных Штатах, не думаю, что могут быть проблемы. Я уже переговорил со своими друзьями в правительстве и убедил их в серьезности ситуации. Луис, твоя семья не пострадает. Даю тебе слово. Я сделал все возможное, чтобы обеспечить их безопасность. Но ты должен уехать. Чем сильнее будешь давить ты, тем сильнее они будут давить в ответ. Если ты просто исчезнешь, они тоже отстанут и забудут про тебя. Но если ты останешься…
– Как ты можешь здесь оставаться? – спрашиваю я Пабло. – Как ты можешь поддерживать то, что они творят? Ты же понимаешь, что это неправильно? Так не должно быть.
Я очень благодарна дедушке за помощь, но я не могу смириться с тем, что такой добрый и благородный человек служит на благо этого государства, погрязшего в коррупции.
– Скажи мне, лучше – остаться и стать частью системы или уехать и превратиться в предателя? – спрашивает меня Пабло. – Я не знаю, какой ответ правильный. Если бы я тогда уехал, разве что-то изменилось бы? Я остался – и разве что-то изменилось? На протяжении многих лет я старался противостоять тем крайностям, которые постоянно появлялись на Кубе. Я пытался отстаивать верховенство закона. Пусть эта страна далека от совершенства, но здесь мой дом. Я продолжаю работать и продолжаю верить в то, что у меня еще есть силы и возможность сделать для родины что-то хорошее, что-то изменить, чтобы помочь кубинцам. И мне этого достаточно. Я не завидую тем, кто уехал и сейчас живет за границей. Я не завидую тем, кто тогда не смог остаться, и ты, пожалуйста, не осуждай меня за то, что я не уехал.
– Ты все еще сражаешься.
– Да, наверное, так и есть. Революция хороша для молодых. Когда я был молод, то тоже боролся за то, во что верил. Но теперь я уже старик. Чем старше я становлюсь, тем острее понимаю, что перемены – значимые глубокие перемены – не всегда должны сопровождаться кровопролитием и насилием. Для перемен зачастую достаточно реформ, каким бы медленным ни казался процесс реформирования. Когда я был молод и безрассуден, то верил, что единственный способ победить Батисту – это убить его и силой отобрать у него страну и власть. Но сейчас мои взгляды изменились.
Я смотрю на Анну – она бросает встревоженный взгляд на дверь, ведущую в кухню, а потом смотрит на меня.
– Революция сопровождается волной насилия, и проблема в том, что, подобно наводнению, она сметает все на своем пути. Сначала вы думаете, что все правильно. Вы же хотели перемен – и вот эти перемены произошли. Но очень скоро вы начинаете осознавать, что у вас в руках страна, которой надо управлять. В этой стране живут люди, чьи потребности должны быть удовлетворены. Вам нужно стабилизировать национальную валюту, создать правовую систему и провести реформу Конституции. Но это не то, о чем мечтают молодые ребята. Они мечтают сражаться и погибнуть за свою страну, мечтают стать героями, а не сидеть за столом и спорить о правильности юридических формулировок. Но в основе всего лежат как раз эти самые законы. Без них ни одно правительство не сможет добиться успеха. Марисоль, я не слепой и прекрасно вижу, как страдают мои соотечественники. Я знаю, с какими проблемами они сталкиваются. И я пытаюсь им помочь, делая свою работу. Мы нуждаемся в переменах, но эти перемены создадут не те, кто готов сражаться, а те, кто готов спорить о формулировках, принимать законы и снимать ограничения. Сейчас революцию делают мужчины, готовые сесть за стол переговоров и обсудить вопросы, о которых мы боялись говорить много лет. Я должен остаться здесь для того, чтобы закончить, что начал. И я надеюсь стать частью грядущих перемен. Я делаю это для своей семьи и для своей страны.
Вот в чем разница между ним и моей бабушкой. Она не могла жить в мире, который он создал, а он не мог этот мир покинуть.
Пабло поворачивается к Луису.
– Чем дольше ты здесь будешь оставаться, тем меньше я смогу для тебя сделать и тем большей опасности подвергается Марисоль. Тебе нельзя медлить – ты должен уехать завтра. Марисоль поможет тебе достать билет на самолет, а я уже решил вопросы с документами, необходимыми для выезда. У нас есть небольшой запас времени, в пределах которого твое освобождение можно считать результатом бюрократической ошибки – будто один отдел не передал другому отделу нужную информацию. Но чем дольше вы ждете, тем больше вероятность того, что вас схватит полиция, и тогда вы уже не сможете покинуть страну. Если тебя снова арестуют, я ничем не смогу тебе помочь. С вами расправятся быстро и безжалостно.
– Он уедет, – вмешивается в разговор Анна, положив пальцы на браслет.
– Бабушка…
– Мы обсудим это позже, – твердо говорит она и переводит взгляд на моего дедушку. На ее глазах появляются слезы. – Спасибо. Благодарю вас за то, что вы сделали для моего внука.
Он кланяется.
– Не благодарите. Простите меня, но мне пора домой. Моя жена будет волноваться. – Он поворачивается ко мне лицом. – Марисоль, мне бы очень хотелось повидаться с тобой перед отъездом.
Осознание того, что мы так быстро должны уехать, поражает меня. Я планировала провести здесь еще пару дней, но теперь мои планы рушатся.
– Встретимся сегодня вечером на Малеконе? – спрашиваю я его. – У меня осталось одно незавершенное дело.
– Конечно.
После того как дедушка ушел, мы с Луисом отправились в его комнату, прихватив домашнюю аптечку. Я осторожно прикасаюсь к его лицу, стараясь не задеть синяки и порезы возле глаза. Луис расстегивает рубашку, и я вижу, что кожа на костяшках его пальцев содрана и кровоточит.
Я делаю глубокий вдох.
– Что они с тобой делали?
Он продолжает дрожащими пальцами расстегивать пуговицы.
– Тебе лучше этого не знать, поверь.
Он сбрасывает с себя окровавленную рубашку, и она падает на пол. Я ахаю, увидев синяки на его теле. Особенно плохо выглядят те, которые расплываются на пояснице в области почек.
– Тебя могли убить.
– Я в порядке.
– Ты не в порядке. Они могли тебя убить, и мы ничего не смогли бы сделать. Ты ничего не можешь с этим сделать. Никто не может. Ты понимаешь, что это полное безумие?