Я толкаю калитку, и она со скрипом отворяется. Где-то в глубине огромного поместья играют и смеются дети – их крики перекрывают шум океана. Здесь живет целая семья, о которой я ничего не знала.

Я продолжаю идти вперед, мои сандалии скользят по каменной дорожке. Я добираюсь до крыльца и застываю. Я закрываю глаза и возношу безмолвную молитву к небесам, а потом стучу в тяжелую деревянную дверь. Она открывается, и меня встречает пожилая кубинка в цветастом платье.

– Чем я могу вам помочь? – спрашивает она.

Это его жена? От волнения у меня пересохло в горле.

– Меня зовут Марисоль Феррера. Я пришла, чтобы встретиться с мистером Гарсией.

Она на мгновение замолкает и оценивающе меня рассматривает.

– Он сидит на заднем крыльце. Я покажу дорогу.

Я иду за ней по дому, разглядывая мебель и картины, висящие на стенах. Если оценивать состояние дома по американским стандартам, то дом нельзя назвать роскошным, но по кубинским меркам он просто шикарный. Обстановка здесь намного богаче, чем в доме Родригесов. Неужели у моего деда на стенах висит чье-то фамильное наследие?

Женщина ведет меня к крытой террасе, откуда открывается захватывающий вид на море и небо. Она спрашивает, хочу ли я чего-нибудь выпить, но я отказываюсь.

Мой дед сидит в огромном кресле под навесом и курит сигару, держа в руках стакан с янтарной жидкостью. На нем гуаябера, черные брюки и остроконечная панама. Подол рубашки развевается на ветру.

Увидев меня, Пабло ставит стакан на стол и встает. Он сжимает подлокотник и пристально смотрит на меня, затем нежно говорит что-то жене, и она уходит, закрывая двери и оставляя нас одних на террасе с видом на море.

– Что с Луисом? – спрашиваю я.

– Они пытаются обставить дело так, будто он представляет опасность для общества, – отвечает мой дед.

– Что это значит?

– Обычно людей, осужденных по этому обвинению, сажают в тюрьму на несколько лет. Иногда правительство соглашается на более мягкое наказание – например, домашний арест. Закон позволяет им задерживать кого-либо, если есть подозрение, что человек может представлять опасность. Так они раньше поступали с диссидентами. И сейчас они хотят сделать то же самое. Поскольку он преподает в университете, их беспокоит влияние, которое он оказывает на своих студентов. Они боятся, что он может создать антиправительственное движение. – Мой дед вздыхает. – Сейчас он в одиночной камере, но в тюрьме всякое может случиться. Там он в опасности. Я надеялся, что сегодня его выпустят, но, боюсь, ситуация хуже, чем я себе представлял.

– Что с ним может случиться?

– Это не Америка. – Пабло переходит на шепот. – Как только ты оказываешься в поле зрения режима, никто уже не может поручиться за твою безопасность. Даже если его не посадят в тюрьму, люди ввязываются в драки, людей убивают. Люди исчезают. Имеют несчастье попасть в автомобильную аварию по дороге домой. Если они решат, что он представляет собой угрозу, то сделают все возможное, чтобы заставить его замолчать.

– Что же мне делать? Найти ему адвоката? Подключить американскую сторону? Правозащитные группы? Кто может ему помочь?

И захочет ли кто-то помогать, или Луис для всех станет всего лишь очередным пострадавшим кубинцем, очередным примером нарушения прав человека?

– Я обратился к нескольким друзьям, которые занимают высокие посты в судебной системе, и теперь жду, что они мне ответят. Я пытаюсь вытащить его, но это сложно, тем более что мы должны вести себя очень осторожно. Я знаю, что ты боишься, но, Марисоль, тебе тоже нужно быть осторожной. Если они считают, что ты тоже замешана, то одно неверное действие с твоей стороны, и тебя тоже могут арестовать, обвинив в шпионаже, и твое американское гражданство тебе не поможет. Сейчас очень непростые времена.

Он повторяет предостережения, которые я уже слышала от моих двоюродных бабушек.

– Я знаю, что ты хочешь помочь, но ты должна понимать, что мои возможности не безграничны, – добавляет Пабло. – Я вижу, ты сообразительная девочка. Подожди в доме Анны. Когда я что-нибудь узнаю, я сам к тебе приду. И не делай ничего самостоятельно – твое вмешательство только ухудшит ситуацию. Обещай мне, что будешь ждать.

Мне тяжело смириться, но логичная и рациональная часть меня признает его правоту. Если у Анны, Каридад и Кристины хватает сил, чтобы стоически проходить через это испытание, то и я должна вести себя так же.

– Обещаю.

– Этот человек… он важен для тебя?

– Да. С ним все будет в порядке?

– Надеюсь на это, – отвечает дедушка, но меня пугает мрачное выражение его лица.

Следующие несколько часов ползут мучительно медленно. Луис арестован, но жизнь продолжается. Женщины семьи Родригес продолжают готовить еду и принимать гостей. На кухне царит гробовая тишина, нарушаемая случайным скрежетом серебряных столовых приборов по тарелке, стуком, с которым кастрюлю ставят на плиту, и бурлением кипящей воды.

Я запрещаю себе плакать. Слезы сделают меня слабой, а я не могу позволить себе слабость. Бабушка Луиса, его мать, Кристина – никто не плачет. Руки у них дрожат, горло иногда сжимается, но они не позволяют слезам прорваться наружу.

Никто из них не возразил, когда я решила присоединиться к ним на кухне, чтобы помочь приготовить ужин. Ресторан сегодня полон, столики забиты туристами, среди которых канадцы, две австралийские пары и семья из Франции. Кристина и Каридад с мрачными лицами выносят гостям подносы, нагруженные едой.

Больше всего я беспокоюсь об Анне.

Когда две другие женщины выходят к гостям, она позволяет себе немного расслабиться – начинает бормотать молитвы, потирая браслет на запястье, словно четки.

– Может быть, вам стоит прилечь? – спрашиваю я.

Конечно, я не так хорошо готовлю, как Анна, но сегодня на ужин пикадильо[13], а это одно из главных блюд кубинской кухни и одно из тех, что особенно мне удается.

– Спасибо, но нет. Когда я работаю, то отвлекаюсь от навязчивых мыслей.

– Я тоже.

Она протягивает руку и сжимает мою.

– С ним все будет в порядке, – говорит она, прижимая другую руку к груди в области сердца. – Я чувствую это здесь.

Мы продолжаем готовить в тишине. Когда я уговариваю Анну поесть немного, она отмахивается и говорит, что я должна поесть вместо нее. Но мой желудок сжимается от страха и беспокойства, а о еде я даже думать не хочу.

Кристина и Каридад входят и выходят из кухни, возвращаясь к гостям, чтобы их обслужить.

Кто-то стучит в парадную дверь.

Пальцы Анны снова тянутся к браслету.

– Ты пойдешь со мной?