окна, беготня, давка и крики.

– Вода. Вода.

Немцами было принято решение затопить подвалы. Одно из окон открыли, и в подвал просунули брезентовый шланг.

В помещение хлынул поток речной воды. Люди разбежались в стороны, помещения начали наполняться. Вода шла весь день. Под руководством Баснева бойцы попробовали отгородить этот отсек от остальных, устроить своеобразную плотину. В двери поставили большой лист железа и обложили его мешками с мелом, хранившимся здесь, в подвалах. Но вскоре вода размыла мел, и плотина была прорвана. Вода медленно распространялась по всем отсекам, и уровень её неуклонно поднимался. Тогда стали отдирать доски деревянного пола, кое-где настеленного на бетоне, и строить из них подмостки вдоль наружной стены, чтобы с этого настила по-прежнему охранять окна. А вода поднималась.

– Шихов, что можно сделать? – обратился Баснев к диспетчеру.

– Подвалы устроены так, что пол находился на разном уровне – есть более глубокие и более мелкие отсеки. В одних вода стоит по колено, в других уже доходит людям до пояса, а скоро будут и такие помещения, где человек погрузится по горло или даже не достанет дна, – пояснил Шихов.

 К вечеру стало ясно, что ситуация критическая. По неосторожности от воды не уберегли остатки продуктов. Погибло все печенье, а карамель превратилась в сплошной мокрый и липкий ком, от которого отщипывали по кусочку ежедневный «паек».

Наконец, часам к десяти вечера вода перестала прибывать.

– Говорят, в районе станции вышел из строя водопровод, и поэтому затопить подвалы доверху не удалось, – передал информацию Шимченко, отталкивая от себя плавающий в воде труп.

Немцы попробовали новый прорыв, но и из этих залитых подвалов по-прежнему раздавались выстрелы. Мамин, Поярков, Стебунцов и Летун получили на четверых две винтовки и немного патронов. Летуна хотели отправить к Наде на помощь, но он неожиданно уперся, привел доводы, и остался здесь. В их компетенцию входило два окна. Поочередно сменяя друг друга, они дежурили, и если кто-то пытался отодвинуть металлический лист снаружи, сразу следовал выстрел. Стоя по пояс в воде, за день они не допустили на своем участке ни одной сброшенной гранаты.

Мамин попытался узнать у Пояркова когда они пойдут на прорыв. Но Санчес сказал, что еще рано.

– Прорываться будем 25.

– Почему именно 25? – поинтересовался Мамин.

– Кто из нас историк. Я или ты. В ночь с 25 на 26 будет большой прорыв в Брестской крепости. Немцы будут заняты, ослабят кордоны вокруг города. Под шумок и мы выберемся, – пояснил Поярков.

– Кого-нибудь с собой возьмем? – спросил Мамин.

– Сначала думал никого. Во-первых, это обуза; во-вторых, не хочется половину армии второй мировой войны посвящать в наше путешествие; в-третьих, это очень опасно. Хотя склоняюсь взять мальчишку. Как я успел выяснить, он прекрасно знает местность. Может, и ефрейтор с летуном сгодятся, но их придется бросить, как выйдем к городу. Девчонку однозначно оставим.

– А что будет, если мы здесь умрем? – неожиданно спросил Алексей.

– Когда умрешь, посмотришь, – засмеялся Санчес и пошел заступать на дежурство.

В ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое доведенные до отчаяния люди, не чаявшие спасения, выплеснули свою ненависть на захваченных еще двадцать второго июня фашистах. Те все это время содержались в отдельном помещении под охраной. На допросах выяснилось, что интереса они не представляют. Обычные пехотинцы. Шимченко предлагал их расстрелять, но Баснев временил. Ночью, обезумев от холода, голода и страданий, надышавшись смрадом гниющих тел убитых, которых никак нельзя было выбросить, двое мужчин, привязав к палкам ножи, воспользовались тем, что часовой на минуту отвлекся, помогая Наде перенести раненного, ворвались в помещение и закололи всех пятерых фашистов. Картина представилась страшная, вошедшим после, Басневу и Шимченко. Убийцы наносили удары в лицо и шею. Искромсав одного, переходили к другому. Вот так, методично под истошные вопли немцев, изрубили всех.

Двадцать пятого июня озлобленные упорством «подземелья» немцы, прибегнули к последнему, уже издевательскому средству. К вокзалу одна за другой стали подъезжать машины, нагруженные нечистотами, которые сливали в окно подвала.

В темноте, с трудом дыша воздухом, пропитанным запахом нечистот и смрадом гниющих трупов, увязая по пояс или по грудь в отвратительной зловонной жиже, в которой плавали раздувшиеся мертвецы. Люди молчаливо бродили, исхудавшие, шатающиеся от голода и болезней. У них уже не было никаких надежд на то, что их выручат из осады.

Выход оставался один – отправить всех штатских наверх, в немецкий плен. Тут, в подвалах, их все равно ожидала смерть от пуль, от гранат врага и от голода. В плену они могли уцелеть и сохранить своих детей. И штатским было приказано выходить. Исключения допускали только для коммунистов – по предъявлению партийного билета им разрешали остаться и вручали оружие.

Их уцелело к этому времени всего два-три десятка человек, самых выносливых, самых стойких. И они понимали, что долго не продержатся. Мысль о плене Басневу и его товарищам была ненавистна. Выход оставался один: попробовать пробиться из осады с боем – постараться подороже продать свою жизнь в этом бою. Но дверь, выходившую в ресторан, немцы плотно забили снаружи, а все окна были заложены листами железа и шпалами. Казалось, осаждённые наглухо заперты в этом бетонном ящике.

На помощь пришел все тот же Шихов, к счастью для бойцов, хорошо знавший и вокзал и станцию. Он вспомнил, что в другом конце здания находится такое же подвальное помещение котельной и там есть дверь, ведущая наружу. Под потолком подвалов тянулись, уходя во все стороны, узкие и извилистые обогревательные ходы – циркулируя по этому лабиринту, тёплый воздух зимой обогревал полы в вокзальных помещениях. Ходы эти были достаточно широки, чтобы по ним мог проползти человек. Несколько бойцов отправилось в разведку, и сумели отыскать путь в котельную. Там действительно оказалась дверь. Снаружи она тоже была забита шпалами, но ночью её все же удалось открыть. Дверь выходила в сторону, противоположную перрону, на запасные пути, и к тому же сверху была прикрыта бетонным козырьком, тянувшимся вдоль всего здания вокзала. Отсюда и решили прорываться на будущую ночь. Весь следующий день с помощью железнодорожника, на память знавшего окрестности станции, обсуждали подробный маршрут прорыва. Надо было от двери пробраться под бетонным козырьком к дальнему углу здания, оттуда перебежать запасные пути, перелезть через станционную ограду и северовосточной окраиной выходить из города.

Поярков отказался идти на прорыв вместе со всеми, сказав, что ему нужно пройти через крепость. Баснев не стал спорить и переубеждать, тем более приказывать.

Лиза наотрез отказалась уходить без Славки, а Славка был нужен Пояркову. Стебунцов с летуном напросились