Она встала, вышла на улицу и нос к носу столкнулась с Тариком. Только сейчас она заметила ссадины на его щеке, стертые в кровь ладони.

Его поймали и выбили из него адрес Эмре. Только нашли они Рафу и убили вместо Эмре его.

Тарик отвел глаза.

– Ты зачем выбрала самого здорового?!

Чеда промолчала. Она сама спрашивала и спрашивала себя – почему? Зачем? Зачем она выбрала самого здорового?

Солнце поднималось над улицей, значит, скоро отправятся в путь караваны. Чеда пошла было на восток, к Желобу, но Тарик схватил ее за плечо.

– Не ходи за ними! – крикнул он в ужасе.

Чеда вырвалась и убежала, не останавливаясь ни на миг, пока не добралась до южной гавани, откуда отходили обычно маласанские караваны. Часами она ходила от корабля к кораблю, ища, спрашивая, не отпуская рукоять ножа, и наконец ей удалось найти след.

Она добежала до нужного причала как раз в тот миг, когда пять каравелл и три шлюпки вошли в узкий проход между камнями, сияя голубыми вымпелами Маласана.

Чеда бежала и бежала за ними, пока ноги не отказались слушаться. Из последних сил она размахнулась и швырнула кинжал в уходящий караван, но лезвие лишь сверкнуло в воздухе и вонзилось в золотистый песок, разбрасывая блики.

– Гожэн тебя побери! – крикнула Чеда, упав на колени, что есть силы молотя песок, пока не содрала костяшки. – Тааш тебя прокляни!

Но корабли уходили все дальше, пока не миновали последние скалы у восточного маяка.

Чеда долго еще провожала их взглядом, посылая проклятия на головы наемников, на их корабли, но сильнее всего она проклинала себя. Все это случилось из-за нее. Из-за нее!

Глава 36

Чеда не видела снов, но слышала все, что происходило вокруг нее: тихие шаги по плиткам пола, звон стекла и звук текущей жидкости, обрывки тихих разговоров между Девами и Наставницами.

Ей постоянно давали снотворное – она не помнила, сколько раз уже чувствовала холод стекла у губ и горький цветочный запах ночной лилии.

Однажды ночью Чеда проснулась по-настоящему. Сколько времени прошло с тех пор, как она попала сюда? Неделя? Месяц?

Справа от кровати, в кресле-качалке сидела та самая молодая женщина, что когда-то дала ей кляп. Тусклый луч Рии освещал пустую комнату, комната напоминала лечебницу, которой редко пользовались. Но сколько смертей эти стены видели за долгие века?

Чеда попробовала сесть, но безумная боль пронзила ладонь. Пришлось действовать постепенно: перевернуться на левую сторону и медленно, опираясь на руку, выпрямиться. Женщина в кресле наблюдала за этим, молчаливая, как пустыня.

– Ты кто? – спросила Чеда, когда боль поутихла наконец.

– Меня зовут Сумейя. И это последний раз, когда я иду тебе навстречу. Тебя не должно волновать, кто я, пташка. Лучше скажи, кто ты такая. – Она окинула Чеду оценивающим взглядом. Где-то за стенами хором засмеялись шакалы, будто кто-то рассказал им злую шутку. – Так кто ты? Кто ты такая, чтобы приползти к Залу Мечей, ища спасения? Кто ты такая, чтобы ходить по садам смерти, как по своему дому?

Сады смерти… Чеда никогда не слышала, чтобы так называли цветущие сады, но ошибки быть не могло. Естественно, Девы знали, что она отравлена адишарой. Правда, откуда взялся яд, они могли лишь догадываться – вдруг кто-то просто принес его в город? Но лгать им слишком опасно, напомнила себе Чеда. Слишком умные, слишком жестокие.

– Я не знала, куда еще идти, – наконец ответила она.

Смешок.

– Значит, ты явилась одна? Сама пришла?

Выходит, они знали про Дардзаду. Конечно, они заметили его и телегу, но узнали ли имя? Она вспомнила балахон проповедника – наверное, Дардзада давно прятал его в аптеке, но после вылазки точно сжег, чтобы никто не смог его отследить.

– Кто-то меня привез. Я звала на помощь… потом кто-то вез меня на телеге… – Она помедлила. – Больше ничего. Я не знала, куда еще пойти.

– Вот как.

Дева помедлила, выбирая слова с тщательностью ювелира, примеряющегося к неограненному камню. Она подалась вперед, и в ее вишнево-карих глазах мелькнуло то же отвращение, что и в тот день, когда старуха набивала Чеде татуировку.

– Я знаю, что ты сделала, – сказала Сумейя. – Я знаю, что ты ходила в сады за цветами адишар. А теперь говори, почему.

Кровавый знак, вырезанный у мамы на лбу, вспыхнул перед глазами.

– Девы наверняка знают, что лепестки неплохо продаются.

Сумейя сухо рассмеялась, будто ожидала большего.

– Значит, ты собираешь их ради денег?

– А ты?

– Девам не нужна адишара, слава Королям.

– У нас в западных кварталах маловато славы и еще меньше Королей.

– Зачем же Королям Розовый квартал или какие-нибудь Отмели?

– Верно. Они ведь обычно собирают урожай у Холма.

Шукру, Король Жатвы, выбиравший жертвы для асиримов, чаще всего промышлял у Золотого холма, в народе прозванного Левым. На нем жили потомки Королей, которые, впрочем, никогда и не думали посягать на власть: для них удачей считалось отдать дочь в Девы и пожертвовать сыновей асиримам, принеся почет семье и приумножив славу Королей, славу Шарахая.

Сумейя откинулась в кресле, и в свете луны Чеда заметила наконец, какая она красивая. Тонкие брови, изящный изгиб губ, подбородок как наконечник стрелы. Она походила на свой шамшир – прекрасная, жестокая и смертоносная, идеальное оружие.

– Благословенны избранные.

Это обычная шарахайская присказка: те, кого забирают асиримы, избраны самими богами. Шарахани верят, что это честь, но в ночь Бет За'ир все равно крепко запирают двери и всю ночь дрожат в темноте. Однако Девы не просто верят, не просто защищают Королей. Это их жизнь. Они спасли Чеду, но могли в любой миг передумать и казнить ее как предательницу за неосторожное слово о жатве.

– Когда меня отведут к Королю?

Сумейя помедлила, явно сомневаясь, отвечать ли.

– На закате. Но прежде, чем ты уйдешь, я задам тебе один вопрос.

– Какой?

– Кто такой Эмре?

Чеда похолодела.

– Кто?

Сумейя пренебрежительно усмехнулась.

– Нашелся человек, готовый отвезти тебя к нашим воротам. Так почему не найтись человеку, который спрашивал бы о тебе? Не у Дев, конечно, нет. Так, узнавал у местных жителей, не видел ли кто тебя. – Сумейя вновь откинулась на спинку кресла, покачиваясь, лунный свет скользнул по ее чертам. – Через пять дней после твоего прибытия некий Эмре начал спрашивать о тебе на Копейной улице. Он ходит туда вот уже две недели. Разумеется, он осторожен и старается не привлекать внимания Таурията. Однако теперь я знаю о нем все.

Сумейя умолкла. Дала Чеде время понять намек, прочувствовать. И Чеда поняла.