фляжку по кругу. Они были такие пьяные, что смеялись из-за любой ерунды: старичок, хлопающий в такт тимпанам, две козы с колокольчиками, скачущие вокруг женщины с тремя детьми, пьяный шарахани, распугавший прохожих, свалившись с моста в песок.

На берегу компания маласанских наемников прогуливалась, переговариваясь на своем жужжащем языке. Они разодеты были в яркие туники и кожаные шапочки, на широких поясах висели фальшионы с начищенными до блеска рукоятями.

– Бродячий мусор, – прошипел Тарик, кивнув на них. – Думают, могут что угодно вытворять в Шарахае, а потом уйти с караваном – и все, как ничего не было!

Тут Чеда была с ним согласна. Она наблюдала, как наемники усаживаются на парапете, согнав пожилую пару, как пьют и выкрикивают что-то проходящим мимо женщинам.

– Их надо на кораблях запирать, пока в порту стоят, – сказала она.

– По стреле им в сердце и все.

Чеда, Эмре и Тарик обернулись к Хамиду. Тот ответил серьезным, суровым взглядом.

– Ну хотя бы кошельки им облегчить надо, – заметил Тарик.

– Надо, – согласился Эмре, внимательно рассматривая маласанцев, выбирая цель. Затем глянул на Чеду, будто прося разрешения. Он был пьян, и весь страх из него выветрился.

– Надо, – подтвердила Чеда, показывая на самого здоровенного, лысого, со шрамом на затылке, будто кто-то пытался расколоть ему череп.

– Этот? – спросил Эмре, сглотнув.

– Ага, – с вызовом ответила Чеда.

Все согласно кивнули. Эмре решительно бросил сумку на землю. По наскоро сляпанному плану он остался внизу, в канале, а Тарик, Чеда и Хамид, отойдя немного, выбрались на набережную и направились в сторону наемников, нарочито шатаясь, пока не оказались между маласанцами и прачечной.

Тарик вдруг с силой дернул Чеду за волосы. Та резко обернулась к нему.

– Я же сказала, не трожь!

– Хо-хо! – рассмеялся наемник, хлопнув по плечу лысого. Тот мельком глянул на них и вернулся к сидящей рядом шарахайской девушке, задравшей платье выше колен.

– Да я шучу просто! – ухмыльнулся Тарик.

– Ты меня достал. Пошути еще, я тоже пошучу: будешь тут валяться с ногой в заднице и кулаком в пасти, зубы собирать!

Наемники расхохотались, их улыбки так и сверкали в свете масляных ламп. Иногда этого хватало, но сейчас цель Эмре так и не отвлеклась, так что Тарик попытался схватить Чеду снова. Стоило ему коснуться ее волос, как Чеда перехватила его запястье, задрала повыше и швырнула Тарика через себя. Чтобы не причинять ему еще больше боли, она тут же отпустила, и Тарик, вскочив на ноги, ухватил ее поперек туловища. Они рухнули на землю, крича, ругаясь и катая друг друга в пыли. Конечно, дрались они не всерьез, но достаточно яростно, чтобы наемники засмотрелись. Все наемники.

В этот миг Эмре взобрался по стенке канала и одним легким движением ножа срезал кошелек лысого. Все прошло бы хорошо, если б не арак. Эмре отлично резал кошельки, но выпивка замедлила его движения.

Наемник заметил. Его лицо исказилось от ярости, и Чеда, мгновенно протрезвев, поняла, какую огромную ошибку они совершили.

Наемник оттолкнул свою красотку и спрыгнул в канал. Прохожие испуганно порскнули в разные стороны, Эмре рванул вперед так быстро, как никогда еще не бегал.

Чеда с Тариком вскочили и припустили по улице, Хамид уже скрылся в переулке – там, между досками забора, была узкая щель, он как раз мог в нее протиснуться.

– Ну уж нет! – прорычал один из наемников, схватив Тарика за шиворот. К счастью, он не знал, как быстра Чеда – она проскользнула под рукой маласанца и изо всех сил врезала ему в живот.

Он сложился пополам, разжав хватку. Мгновение, и Чеда с Тариком разбежались в разные стороны. Самые пьяные маласанцы не спеша поднялись, смеясь над товарищами, остальные ринулись за Тариком, Хамидом и Чедой, выкрикивая разные способы расправы над ворами.

Когда она видела Эмре в последний раз, он взбирался по опорам пешеходного мостика и, подтянувшись на перилах, успел уйти от загребущих пальцев наемника.

Чеда свернула на широкую улицу, от которой отходило много достаточно узких переулков, чтобы можно было бежать по крышам. Наемники все бежали за ней, но начали отставать. Значит, она в безопасности. Тарик и Хамид тоже. А вот Эмре…

Боги, как тот наемник посмотрел на него! Это лицо так и стояло у Чеды перед глазами: ярость, а за ней – холодная решимость. Двигался он резко и быстро, значит, выпил меньше, чем его приятели. А может, не пил вообще. Может, он хотел драки и просто искал повод.

Хоть бы Эмре был жив!

Вскоре она оторвалась от своего маласанца и обходным путем вернулась поискать Тарика и Хамида, бежать вместе с ними за Эмре. Но их нигде не было.

Ей следовало пойти домой. Ждать Эмре там, а не тратить время, бегая по Шарахаю, но домой нельзя было – обчистив кого-нибудь, они всегда встречались в одном из убежищ. Но ни у реки, ни на базаре, ни на улицах Розового квартала Чеда Эмре не нашла. Ни его, ни Тарика с Хамидом.

Чеде стало страшно. Она искала и искала, бегая по улицам и переулкам, и наконец сдалась. Когда на рассвете она добралась до дома, на пороге уже ждали Тарик и Хамид.

Они смотрели на нее так, будто…

Холодок пробежал по спине.

…так, будто кто-то умер.

– Эмре!

Тарик бросился ей наперерез.

– Чеда, нет!

Даже Хамид пытался ее остановить, но она раскидала их и вбежала в комнату. Боги милосердные, Рафа! Он лежал на полу, в луже крови, а Эмре сидел рядом. Не плакал, не всхлипывал, просто сидел, глядя на спокойное лицо брата.

– Эмре?

Он не ответил. Чеда подошла ближе, осторожно переступив через кровавую лужу.

– Эмре?

Она встала на колени рядом, по другую сторону от Рафы. Эмре не отвечал, не отводил пустых глаз, так и сидел, сложив руки, будто в молитве.

Чеда почувствовала, как глаза наполняются слезами. Если Эмре не может плакать, она будет плакать за них обоих.

– Эмре, что случилось?

– Я пришел домой, а он… лежит…

Эмре был напуган.

– Но почему? Кто мог…

Она запнулась. Маласанский наемник. Вот кто это был.

– Но откуда он узнал?

Эмре поднял голову.

– Разве Чеда? Если бы я их не обокрал…

Он разомкнул ладони и выронил украденный кошелек маласанца. Монеты посыпались на пыльные доски пола, звеня друг о друга: маласанские монеты, шарахайские, липкие от крови Рафы.

– Это не твоя вина, Эмре.

– Не моя? – Он смотрел на нее, слезы так и катились по его щекам. – Чья тогда?

Моя, подумала Чеда. Моя. Во рту пересохло вдруг.