Ноги Снейдера отяжелели. «Вот дерьмо!» Нужно выбраться отсюда. Он хотел подняться, но ему не хватало воздуха. На тыльной стороне ладони выступил пот. Он услышал, как чашка покатилась по столу. Существовало лишь несколько ядов, которые действовали так быстро. Позади Ауэрсберг он отчетливо видел штору на приоткрытом окне, которая колыхалась на ветру, словно в замедленной съемке. Комната вяло кружилась, как карусель на последнем издыхании. Затем комната опрокинулась вперед, словно корабль в шторм.

Внутри у Снейдера все сжалось.

Он выругался по-голландски и попытался вытащить пистолет из наплечной кобуры. Всего один выстрел! Возможно, кто-нибудь услышит. Пальцы обхватили рукоятку, но Ауэрсберг уже стояла перед ним – она склонилась и ткнула большим пальцем в его перевязанные ребра.

Он закричал, но крик казался таким далеким. Снейдер чувствовал только боль.

– Почему?.. – выдавил он.

Голос Ауэрсберг звучал приглушенно, словно она говорила через подушку.

«Ты слишком много выяснил!»

45

Мелани шла через здание БКА к лифтам.

Хаузер сопровождал ее и вызвал для нее кабину.

– Что вы сейчас собираетесь делать?

– Я поговорю с главным прокурором, потом навещу Клару в кризисном центре для детей. Это минимум, что я могу для нее сделать.

– Надеюсь, малышка чувствует себя достаточно хорошо, несмотря на обстоятельства.

– Посмотрим. Я хочу забрать Клару из приюта и провести с ней вторую половину дня.

Глаза Хаузера округлились.

– И где?

– У меня дома на озере. – В этот момент она поняла, насколько абсурдно это звучит.

Хаузер отреагировал соответствующим образом. Он понизил голос:

– Вы хотите забрать к себе домой главную свидетельницу обвинения?

– Господи боже мой, она же не собирается у меня жить. Я просто хочу, чтобы она на время отвлеклась от тяжелых мыслей.

– Я не понимаю… – Хаузер уставился на нее. – Хорошо, вначале у нас были небольшие проблемы, но в последние дни мы отлично сработались – и сейчас вы выкидываете такой номер!

– Номер? Кларе необходимы теплота и симпатия, ей нужно немного отвлечься и забыть о проблемах. Моя собака прошла специальное обучение и умеет обращаться именно с такими детьми.

– А мне кажется, это вам станет лучше, когда вы пару часов будете видеть девочку довольной.

– И что вас смущает?

Он пристально посмотрел на нее.

– Вас мучит чувство вины, потому что вы доказали причастность приемного отца Клары к убийству! О’кей, ладно! Это я могу понять. Но теперь вы хотите все исправить тем, что один день будете заботиться о девочке. И считаете, потом все снова станет хорошо?

– Это начало, – оправдывалась она. – Клара совсем одна. Родители ее родного отца живут в Германии. Мать Рудольфа Брайншмидта не хочет брать к себе девочку, а патронатную семью так быстро не найти, – перечисляла она. – Поэтому органы опеки решили отправить Клару сначала в детский кризисный центр. Я просто хочу помочь девочке.

Мелани с огромным удовольствием вообще взяла бы девочку к себе на воспитание, но Хаузеру она об этом пока говорить не будет. Она обдумает все хорошенько, когда дело будет закрыто.

– Несколько дней назад я предупредил вас не принимать все близко к сердцу, а теперь вы уже не можете дать задний ход.

– Да, я и не хочу. Кто-то должен аккуратно сообщить девочке, что ее приемный отец убил ее мать, прежде чем она узнает об этом другими путями в приюте. Кроме того, кто-то должен объяснить ей, что у нее на спине и что ужасную картину можно удалить лазером. Хотите взять это на себя?

Двери лифта открылись. Кабина была полупустой, но Мелани не вошла. Они с Хаузером не произнесли ни слова, пока двери не закрылись и кабина не уехала.

– Ох, – вздохнул Хаузер. – Если в ходе процесса выяснится, что Клара была у вас дома, для защитников Михаэля Лазло – а тот гарантированно наймет лучших адвокатов – это станет настоящей находкой.

– Я должна расставить приоритеты, а это дело мне важно.

– И вы пойдете на такой риск? – воскликнул Хаузер. – Вы в своем уме? Адвокаты Лазло разгромят ваше обвинение в пух и прах, сожрут вас целиком, а косточки выплюнут в сточную канаву на виду у работающих телекамер.

– Не в том случае, если я докажу его причастность к похищению и истязанию девочки.

Хаузер потянул за узел галстука, словно ему не хватало воздуха.

– Лазло сделает все возможное, чтобы убедить суд, что вы промыли мозги свидетельнице у себя дома. К тому же он будет требовать вашего отстранения от процесса.

– В действительности вас волнует только то, что ваши оперативно-разыскные мероприятия, возможно, окажутся напрасными?

– Проклятье, нет!

– Хорошо, тогда поймите вы наконец: я не могу по-другому. Я должна позаботиться о девочке.

Он смиренно покачал головой.

– Как хотите, тогда заботьтесь о малышке – но пообещайте мне одно! – Он снова нажал на кнопку и вызвал лифт. – Если Лазло, этот мерзкий сукин сын, действительно стоит за всем этим, раздавите его, как гнилой помидор!

Двери открылись, Мелани вошла в кабину.

– Не беспокойтесь, он от меня не уйдет.

Двери кабины снова закрылись.

Хотелось надеяться, что Хаузер не заметил сомнение в ее голосе.

46

Доктор Белл провел Сабину через отделение реанимации, оба входа в которое были перетянуты оградительной лентой. «Только для персонала». Перед палатой Эрика все еще стояли два сотрудника БКА. Они узнали Сабину и не стали спрашивать, кто она такая.

– Держитесь спокойно и ничего не говорите, – шепнул ей доктор Белл, прежде чем приоткрыл дверь и впустил ее внутрь.

Сабина вошла в палату. В тот же момент разговор замолк. Мужчина в темном костюме уставился на нее. Это был Ломан, руководитель службы внутренней безопасности. Перед мониторами стояла врач в белом халате. С другой стороны рядом с кроватью Эрика сидела женщина в водолазке, видимо, ведущая допрос. Сабина предположила, что она тоже из БКА, вероятно, психолог-криминалист.

Квадратная челюсть Ломана пришла в движение.

– Вы кто?

Сабина показала ему свое удостоверение.

– Я подруга Эрика.

Мужчина мельком взглянул на карточку с логотипом академии, и ему все стало ясно.

В следующий момент Сабина видела только Эрика. По его взгляду она поняла, что он ее узнал. Эрик хотел что-то сказать, но не смог произнести ни слова. Он был уже без повязки. Левая сторона головы была побрита, и на коже виднелся длинный черный шов. При мысли, что в его голове застряла пуля, Сабине стало плохо от жалости. Ей хотелось прогнать всех из палаты, обнять Эрика, положить его голову себе на плечо и просто держать так, не говоря ни слова. «Теперь я здесь. Все снова будет как прежде». Но когда Сабина хотела подойти ближе к кровати, Ломан остановил ее резким жестом.