Сабина посмотрела на Снейдера, ища поддержки.

– Бессели превратился в ожесточенного теоретика, – заявил Снейдер.

Ауэрсберг грустно улыбнулась.

– При этом я могу понять его горе из-за смерти жены, потому что сама потеряла шестилетнюю дочь.

– Мне очень жаль. – Взгляд Сабины инстинктивно переместился на комод, где стояла фотография в рамке. На снимке была изображена курносая девочка в голубых купальных плавках, с веснушками и непослушными каштановыми волосами, в руках она держала мяч для игры в воде.

– Но, возможно, в конце мы все станем такими, как Бессели, – заметила Ауэрсберг с горькой улыбкой.

– А как он лишился глаза? – спросила Сабина.

– Это давняя история, – объяснил Снейдер. – Во время допроса в восьмидесятых годах одному террористу сломали руку, а Бессели получил пулю сначала в колено, потом в глаз.

Ауэрсберг закинула ногу на ногу.

– Он отказался от стеклянного глазного протеза. Повязка, видимо, должна запугивать или производить впечатление мученика. – Она показала воображаемые кавычки в воздухе, и деревянные браслеты на руках со стуком ударились друг о друга. – Сестра Бессели была террористкой в РАФ[25], вы это знали? Вероятно, поэтому он так ожесточенно работает, подсознательно хочет искупить вину своей сестры.

Беседа стала развиваться в направлении, от которого Сабина чувствовала себя неловко, потому что узнавала слишком много об одном из своих преподавателей. «Бывшем преподавателе», – поправила она себя. Обычно Снейдер в своей хамской манере оборвал бы подобный разговор, потому что он никак не помогал в решении их проблемы, но, на удивление, Снейдер не останавливал Ауэрсберг. Она вообще была первым человеком на памяти Сабины, с кем Снейдер не держал себя высокомерно и не обращался как с идиотом.

Видимо, Ауэрсберг заметила ее смущение и сменила тему.

– Чем я могу вам помочь?

– Нам важно, чтобы ты вспомнила детали дела «Многоножка», – сказал Снейдер.

– Расследование возобновили?

– Официально нет, – ответил Снейдер. – Но мы с коллегой, возможно, вот-вот докажем взаимосвязь между несколькими нераскрытыми убийствами.

С коллегой! Еще один комплимент из уст Снейдера.

– Это не терпит до того, как я буду в суде и?..

– В сотрудника полиции, занимавшегося расследованием, стреляли; он сейчас в коме. Меня тоже ранил один подозреваемый, и мне грозит дисциплинарное наказание, а мою коллегу вышвырнули из академии. Если мы хотим во всем разобраться, нам нужно поднатужиться – у нас осталось всего два дня.

Ауэрсберг сложила руки в замок перед губами.

– Понимаю. О чем именно идет речь?

– О письмах, которые доктор Ян посылал Белоку.

– Письма из тюрьмы… – Она задумалась. – Насколько я помню, Ян отправил Белоку два письма. Одно Белок действительно получил, второе было перехвачено сотрудниками тюрьмы. Обычное явление, что Белоку пытались оборвать контакт с внешним миром. Не очень легально, но все-таки мужчина убил в восьмидесятых годах в Лейпциге несколько детей, а многие охранники в Вайтерштадте отцы семейств.

– Почему Ян ему вообще писал и на что ссылаются эти ответы? – поинтересовалась Сабина.

– В определенном смысле они были коллегами. Белок детский врач, а Ян гинеколог. Белок определенно болен, Ян с большой вероятностью тоже. Он восхищается Белоком и очарован его поступками, поэтому однажды навещает его в Вайтерштадте. Но Ян не убийца. Однако кто-то пытался повесить на него убийства «Многоножки».

– И отправил Яну письма от имени Белока, – закончила Сабина. – Но зачем?

– Либо чтобы мотивировать его на это преступление в Берлине, либо чтобы подсунуть его уголовной полиции в качестве подозреваемого.

– Но кто-то должен был прочесть те письма Яна, чтобы суметь ответить на них соответствующим образом, – предположила Сабина. – И этот кто-то должен был или иметь связи на почте, или работать в тюрьме.

– Мы проверяли, но никого не нашли, – вмешался Снейдер.

– Почему Яна отпустили?

– Ян чуть было не отправился за решетку, – объяснила Ауэрсберг. – Но в последний момент его оправдали из-за нехватки доказательств. Суд выяснил, что прокуратура поручила сделать судмедэкспертизу таким образом, чтобы представить дело не в пользу гинеколога и быстрее вынести обвинительный приговор. Кроме того, в доме Яна нашли несколько писем с ничего не говорящим содержанием, которые он получил из тюрьмы Вайтерштадт. Они даже не были подписаны рукой Белока.

– Это в очередной раз говорит о том, что кто-то пытался его подставить. – Голова Сабины была готова в любой момент задымиться. – Если резюмировать, можно сказать, что настоящий убийца хотел либо вдохновить нашего доктора Яна на преступление, но в итоге совершил его сам. Либо просто хотел сделать Яна козлом отпущения для полиции.

– Или что Ян – хотя я считаю это маловероятным – убил сам, – добавила Ауэрсберг. – Запутанное дело, в котором возможны все варианты.

– Нам стоит поговорить с доктором Яном, потому что, похоже, он один может разрешить загадку остальных писем.

Ауэрсберг с сожалением покачала головой:

– С тех пор как его оправдали, он отказывается от любых встреч и ни с кем не общается. Чтобы допросить Яна, прокурору необходим судебный ордер на арест – а его вы так легко не получите.

У Сабины заходили желваки. Она не узнала ничего нового.

Тут зажужжал телефон Снейдера. Он получил эсэмэску, прочел сообщение и убрал телефон в карман.

– Эрик пришел в себя. Ломан как раз у него.

Сердце Сабины подпрыгнуло.

Снейдер хотел сказать что-то еще, но телефон опять загудел. На этот раз звонок. Он ответил, с минуту молча слушал и наконец сказал:

– Подожди секунду. Рядом со мной сидит молодая женщина, которую это тоже очень интересует. Я передам ей трубку. – Он протянул телефон Сабине.

– Немез, – представилась она.

– Алло, это доктор Белл. Я только хотел сказать, что вашему другу стало лучше. Мы смогли объяснить ему, в каком состоянии он находится. Он все еще под воздействием успокоительных и не может ни писать, ни читать, но понимает вопросы и может, по крайней мере, кивать или мотать головой.

– К нему можно?

– Ваши коллеги уже здесь и допрашивают его.

– Я могу его хотя бы увидеть?

– Пожалуйста.

Она окончила разговор и вернула Снейдеру телефон.

Тот отложил его в сторону.