Константина Гавриловича ввели в комнату и оставили одного.Он огляделся. Со второго этажа виллы открывался изумительный вид на окрестностигорода. Недалеко, на холме, виднелись высокие деревья. Здесь все дышалоумиротворенностью и покоем. Через несколько минут дверь открылась и к немувышел Директор. Он был невысокого роста, заметно ниже Константина Гавриловича.Увидев своего гостя, он кивнул ему, чуть усмехнулся и, пройдя к столу, сел,внимательно наблюдая за гостем.

— Мог бы предложить мне сесть, — сказал КонстантинГаврилович, сразу перейдя на «ты».

— А ты садись, генерал, — улыбнулся Директор, — ты ведьпривык садиться без приглашения. Это ты обычно не разрешал зекам сидеть в твоемприсутствии.

— Я зеками не занимался, — огрызнулся его гость, все-такиусаживаясь на диван, — и ты это хорошо знаешь.

— Знаю, — согласился Директор, — и даже знаю, зачем ты сюдаприехал.

— Не люблю я вас — блатных, — покачал головой КонстантинГаврилович, — вечно вы со своими хитростями. Конечно, ты все знаешь. Иначезачем я к тебе прикатил. Думаешь, мне твою морду видеть приятно? Я по делу ктебе приехал.

— Мне на твою харю тоже плевать, — сразу ощетинилсяДиректор. — Говори, зачем приехал, и уходи отсюда. А то, не дай Бог, знакомыхвстретишь.

— Ты мне не угрожай, — нахмурился Константин Гаврилович, — якак-нибудь без твоих советов обойдусь. Не было бы у меня к тебе дела, я быздесь еще сто лет не появился.

— Какое дело?

— Ты ведь сам все знаешь. Зачем чуркой прикидываешься? Утебя разведка лучше поставлена, чем в нашем СВР. Тьфу ты, Господи, слово токакое поганое придумали.

— А тебе больше КГБ нравилось? — издевательски спросилДиректор. — Нету больше вашего КГБ. Спеклось. Кончилось.

— Это ты своим «шестеркам» расскажи, — посоветовал бывшийгенерал, — КГБ было и всегда будет. Мы еще памятник Дзержинскому на том самомместе восстановим. И всех, кто его убирал, всех, — поднял он палец, — поименноназовем.

— Испугал, — презрительно нахмурился Директор, — ты меня ещедостань здесь, попробуй. На-кася, выкуси.

Он сделал большую фигу, помахав ею перед собеседником. Тотпрезрительно улыбнулся.

— Поэтому здесь под охраной сидишь. Боишься, что тебясковырнут. Правильно боишься. Найдется какой-нибудь мальчик с длинным ружьем,приедет к тебе в гости, залезет вон на то дерево, — показал КонстантинГаврилович за окно, — и все. Нету больше Директора.

— Ты меня не пугай, — с угрозой сказал Директор, — я ужепуганый. Чего тебе надо? Зачем приперся?

— Ты Графа знаешь?

— Ну, предположим.

— Так знаешь или нет? — настаивал Константин Гаврилович.

— Я тебе сказал — предположим.

— Это не ответ.

— А я у тебя не на допросе, чтобы тебе ответы давать.

— Ладно. Не хочешь — не отвечай. В общем, мне нужно знать,кто его поддерживает. Кто за ним стоит. Называешь мне имя. Или кличку. И яуезжаю. Больше мне ничего от тебя не нужно.

— Иди ты! — даже взвизгнул от такой наглости Директор. —Больше тебе ничего не нужно? Я сейчас вызову своих ребят, и тебя вон на томдереве повесят.

— Не пугай, — строго посоветовал его собеседник, — я тожепуганый. Во-первых, на дереве меня никто не повесит. Полицейские узнают,местные жители, и придется тебе отсюда съезжать. А во-вторых, ты меня нетронешь, хотя бы потому, что мой самолет стоит в аэропорту и ждет, когда яполечу обратно в Москву. И все знают, что я прилетел к тебе на свидание.Представляешь, как тебя начнут искать, если я пропаду?

Он снова посмотрел на дерево и добавил:

— Да и репутацию ты свою испортишь. Тебе рекомендовали меняпринять, а ты гостя своего удавил. Некрасиво как-то, не по-людски.

— Ты мне зубы не заговаривай, — ласково посоветовалДиректор, — я ведь тебя и твою компанию могу на кусочки изрезать. И необязательно здесь, в Праге. В Москве вас поймают и тепленькими ко мне привезут.Уже без вашего самолета. Вот тогда я посмотрю, как ты запоешь.

— Без самолета нельзя, — вдруг сказал Константин Гаврилович,— он ведь тебе еще понадобиться может.

— Ты намеками не говори, — нахмурился Директор. — При чемтут самолет?

— Барахлишко ты свое не все вывез, — вздохнул КонстантинГаврилович, — а вывозить сейчас боишься. Ты ведь всегда любил золотишко, работуизящную. Деньги ты не любил, «бумажками» называл.

— Ну и что? — прохрипел Директор.

— Ничего. Вещички твои в Москве. А я на самолете летаю тудаи обратно. И паспортишко у меня дипломатический. Смекаешь, в чем дело,Директор? Никто меня проверять не будет. И доставить барахлишко твое в лучшемвиде могу.

— Ах вот ты о чем, — мрачно пробурчал Директор. — Откуда прозолото знаешь?

— Про твои камешки вся Москва знает. Ты ведь у нас человекизвестный. Поэтому я вот что тебе предлагаю: мои ребята завтра привезут тебебарахлишко. А сегодня ты назовешь мне людей. Сделка честная. Имя за такую ценупокупаю.

Директор молчал, облизывая губы. Он мучительно соображал.

— Если уж я знаю про барахлишко, значит, и другие знают, —продолжал Константин Гаврилович, — времени у тебя мало, Директор. Много ведьохотников появиться может. За всеми не уследишь. А я тебе неплохую сделкупредлагаю.

— Я товарищей не продаю, — твердо сказал Директор.

— Это ты в МУРе расскажешь, — улыбнулся КонстантинГаврилович, — за такие деньги ты не только товарищей, ты мать родную продашь. Ине валяй дурака, Директор. Не нужно меня обманывать. Мне нужно знать, ктоподдерживает Графа. Я ведь не для войны хочу, а для мира. Для благородногодела.

Директор долго молчал. Очень долго. Минут десять. Онмучительно соображал, как ему поступить. А Константин Гаврилович терпеливождал. Он помнил наставление своих учителей: в самый решающий момент даватьподследственным самим решать свою участь. Тогда они бывают сговорчивее идобрее.

— Когда завтра прилетит самолет? — спросил наконец Директор,и Константин Гаврилович понял, что победил.

— Завтра в два часа дня. Кто поддерживает Графа?

— Вообще-то он сам по себе ничего не значит, — нехотя сказалДиректор, — там другой крупный авторитет. Наблюдатель. Настоящий мужик,толковый, прямой. С ним можно договориться.

— Спасибо, — поднялся Константин Гаврилович, — завтра вдвенадцать я жду твоих людей в аэропорту. Рядом со служебным входом. Пустьпривезут чемоданчик. Доставим в Прагу в лучшем виде.