– Замечательный, хотя и мрачный. А Карлайл?

– То же самое. – Я усмехнулась, снимая невидимую ворсинку со своей пижамы. – Послушай, я знаю, что ты занята, но мне просто хотелось поблагодарить тебя за шоколад и выпечку, что ты присылаешь. Кроме диабета второго типа, который я обязательно заработаю к концу семестра, это все очень приятно. Благодаря тебе я знаю, что кому-то не наплевать на меня, что кто-то думает обо мне каждый день.

На другом конце провода воцарилась тишина.

Должна ли я была поблагодарить ее раньше? Возможно. Прошло несколько месяцев с тех пор, как стали приходить эти «сладкие» подарки. Мне не хотелось смущать ее этими разговорами. Наверное, это была ошибка. Это тот жест, о котором лучше не говорить.

– Послушай, мне… – начала я, но Поппи прервала меня.

– Это не я, – выпалила сестра.

– Что? – удивилась я.

– Это не я посылала тебе сладости.

– Но я поблагодарила тебя в свой день рождения. И ты не возразила.

– Да, я послала тебе плюшевого мишку и планировала подарить тебе настоящий подарок позже тем же вечером. Но я никогда не посылала тебе сладости, Ленни. Сейчас до меня кое-что дошло. Ты получала много подарков, которые, по-твоему, были от меня, но это не так. Ты можешь предположить, от кого они?

Могу ли я?

Это не Поуп и не папа. Они оба слишком заняты своей жизнью, и в любом случае это не в их стиле. Мы с дядей Гарри, конечно, хорошо общались, но не настолько. Это требовало внимательности. Преданности. Дисциплины и осторожности. Я не знала таких людей, которые были способны на подобные вещи и смогли бы держать все в секрете, не упоминая об этом.

Вообще-то я знала одного такого человека.

Но в этом не было никакого смысла. Это началось со времени моего пребывания в Тодос-Сантосе. Невозможно. Но потом…

«Что касается твоего подарка на день рождения, моя милая…» – воспоминание о его голосе захватило каждую частичку моего тела. Это звучало как намек.

– Ленни? – поинтересовалась Поппи. – Кто бы это мог быть?

Внезапно что-то, лежащее на краю чертежного стола, укололо мой большой палец. Я нахмурилась, посасывая кровь, и наклонилась вперед, чтобы рассмотреть получше.

Терновый венец. Замысловатый, искусно сплетенный и совершенно идеальный во всех отношениях. Для моей разрушенной скульптуры. Господи, он, вероятно, работал всю ночь, чтобы сотворить такое. Он вообще спал?

– Мне нужно идти. – Мой голос задрожал от эмоций. – Прости, Поппи. Я действительно должна. Поговорю с тобой позже.

– Хорошо… Ты ведь не сердишься, да? – спросила она.

Я рассмеялась. Ничего не могла с собой поделать. А ведь я собиралась сообщить ей плохие новости, но у меня больше не оставалось сил на это.

– Нет, Поппи. На самом деле я самая счастливая на свете.

* * *

Я пробежала по коридору и спустилась в подвал. Мне придется признаться Вону в том, что я теперь знаю обо всем, и спросить его, почему он все это делал для меня. Было десять утра, и все сидели в классах. Стук моих ботинок глухо отдавался в пустом коридоре. Я добралась до первой из двух дверей, что вели в подвал Вона, и я подняла уже руку, чтобы постучать, как услышала знакомый голос, доносившийся изнутри.

– …никогда не простит тебя. Я знаю свою племянницу, и она добрая. Хорошая. Чистая. Ее талантливую натуру нельзя принимать за безумие, как в твоем случае.

Легко было предположить, что мой дядя и Вон стояли на лестнице, ведущей ко второй двери подвала. Неудивительно. Вон никому бы не показал свой шедевр.

– У нее не будет возможности узнать, – ответил Вон.

– О, я позабочусь о том, чтобы у нее появилась такая возможность. Это довольно простая задача, поверь мне, с моим ноутбуком или без него. Я могу пойти к ней прямо сейчас.

– Насрать, – отрезал Вон после некоторого молчания.

О чем они говорили? Я почувствовала, как вчера при нашей встрече воздух между ними потрескивал от странного напряжения, но не хотела вмешиваться.

– Нет, тебе не насрать, – сказал дядя Гарри с улыбкой, которую можно было услышать. Его голос звучал тихо. Насмешливо. – О, как пали сильные мира сего. Вон Спенсер. Влюбился. В робкую английскую розу, ни больше ни меньше.

Мое сердце бешено колотилось в груди. Они говорили обо мне. Дядя Гарри отзывался обо мне пренебрежительно, как будто я была недостойна любви Вона – и это очень отличалось от того дяди Гарри, которого я всегда знала. Того родного человека, который водил меня по галереям и носил на плечах в детстве.

Вон издал горький смешок.

– Я не влюблен в твою племянницу.

– Ты просто случайно поцеловал ее при всех?

Мне казалось, я услышала, как Вон пожал плечами, когда произнес:

– Я встречаюсь со многими девушками, при всех или нет, неважно.

– Ты просто позволяешь им отсасывать тебе. Вчера ты испугался, что я причиню ей боль. – Еще одна насмешка слетела с губ Гарри. – Не притворяйся, что мы не следили друг за другом все эти годы. Я точно знаю, чем ты занимался и с кем. Но Ленни другая. Кроме того, ты не единственный, кто любит быть в курсе всего, – я немного познакомился с содержимым твоей прикроватной тумбочки, пока ты играл во французского любовника. Более двенадцати тысяч фунтов шоколада и пирожных за последние несколько месяцев? Ты пытаешься ее убить? – Он невесело усмехнулся.

Мой желудок скрутило. Все внутри меня кричало, чтобы я постучала в дверь и потребовала ответов.

Но в то же время я знала их обоих и не сомневалась, что мне не удастся выпытать их секреты, если я внезапно появлюсь, как в плохой театральной постановке.

– Держись подальше от своей племянницы. Я серьезно.

– Я не подчиняюсь твоим приказам. И я тоже говорю серьезно.

– Пошел ты, Гарри.

– Почти получилось, парень. Почти получилось. Кстати, еще не слишком поздно. Обожаю огонь в твоих глазах.

– Когда я поимею тебя, – угрожающе прорычал Вон, его низкий и властный голос проникал прямо до костей, – пострадает не твоя задница. А твой позвоночник.

Внезапно со стороны лестницы раздался грохот. Гарри застонал от боли, а потом его тело рухнуло на каменный пол.

Я закрыла глаза и прерывисто вздохнула, когда кусочки головоломки наконец встали на свои места, окончательно скрепившись друг с другом.

Украденная стажировка. Угрозы. Ненависть. Насмешки. Секрет, который, по мнению Вона, мы оба храним.

Оказывается, у нас были абсолютно разные представления о том, что произошло тогда в той темной комнате.

Я повернулась и побежала, дважды спотыкаясь, прежде чем, в конце концов, добралась до своей комнаты.