Это случилось сразу после моих слов, ее бедра сжали мое лицо, и все ее тело сотрясла дрожь. Это была самая прекрасная вещь, которую я когда-либо видел, а я много чего повидал за свою недолгую жизнь. Ленора кончила от моих ласк, ее клитор все еще был у меня под большим пальцем.

Прошло три минуты, прежде чем она оправилась от оргазма. Мы долго смотрели друг на друга. Я все еще стоял на коленях, а она до сих пор лежала с раздвинутыми передо мной ногами.

Мы начали смеяться.

Она соскользнула вниз, держась за живот и хохоча до истерики. Мы катались по полу, покрываясь каменной пылью, а Лен вытирала в уголках глаз слезы веселья. Я даже не знал, над чем мы смеялись. Я был не из тех, кто любил веселиться. В принципе здесь и не было ничего особенно смешного. Но, думаю, мы были просто… счастливы.

– Тебе нужно вымыть рот, прежде чем ты снова поцелуешь меня. – Она закашлялась, но после наконец-то успокоилась.

Я искоса взглянул на нее.

– Почему?

– Потому что от тебя пахнет моей попкой.

– Я бы расцеловал тебя до умопомрачения, если ты когда-нибудь попробуешь мою задницу.

– Интересный выбор слов. – Она постучала себя по подбородку. – Ты хочешь, чтобы я попробовала твою задницу? – Ее глаза расширились скорее от удивления, чем от ужаса.

Я верил, что она это сделает. Знал, что эта сумасшедшая сделает все, что угодно. И мне следовало успокоиться, потому что мне в голову уже начали приходить идеи. Невероятные идеи, такие, как взять Лен с собой в путешествие, чтобы побывать на каждом острове Италии, Франции и Греции. Вместе посещать европейские музеи, прыгать с тарзанки и нырять с аквалангом – все то, чем я хотел заняться в одиночку после того, как мой задуманный план будет выполнен.

Потому что заниматься этим с Лен казалось намного веселее.

– Не особенно. – Я покачал головой, поцеловал ее в щеку и обнял за плечи. Мы все еще лежали на холодном полу. Не хотелось быть слишком категоричным на случай, если у нее действительно появится странный, необъяснимый интерес к моей пятой точке, но все-таки меня это не привлекало.

Я некоторое время смотрел на нее.

– Спасибо, – сказали мы одновременно.

Нам не нужно было объяснять, за что мы благодарим друг друга. Слишком очевидно.

Я стал у нее первым.

А она стала первой у меня.

* * *

Ночь казалась слишком хороша, чтобы быть правдой, это точно.

Тем не менее я отогнал дурные предчувствия на задний план, подумав, что, может, карма была так занята наказанием Фэрхерста, что просто забыла обо мне.

Мы с Лен поднялись в мою комнату, где я взял зубную щетку и полотенце. Мы пошли в общий душ, я почистил зубы, а потом мы вместе приняли душ. Я не стал приставать к ней снова: она еще испытывала боль, но мы много целовались, и я покусывал ее соски, проверяя, как далеко могу зайти, прежде чем ей станет неприятно (чертовски далеко, как оказалось).

Как только мы оба вымылись, она сказала, что возвращается в свою комнату.

– Отлично. Пойдем, – услышал я свой голос.

Даже несмотря на то, что я уже забил на каждое правило, которое установил сегодня вечером по поводу противоположного пола, я осознавал, что если мы проведем ночь вместе, то я забью последний гвоздь в крышке гроба для конченого подкаблучника, то есть для меня.

Она надела ботинки, не глядя на меня, и спросила:

– Ты имеешь в виду, проводишь меня до моей комнаты?

– Я имею в виду… – Сжав челюсти, я разозлился на нее за то, что она заставила меня это произнести. – Улечься спать в твоей комнате. Твоя кровать и весь этот гребаный джаз[58].

Она с улыбкой подняла глаза, бросая мне пачку жевательной резинки, которую нашла под моей кроватью.

– Мило.

– Я не собираюсь устраивать с тобой обнимашки, Хорошая Девочка.

– Иди ты, – засмеялась она. – Признайся, ты думал о том, чтобы пообнимать меня.

– Не ставь себя в неловкое положение.

Да, я смутился. Я радовался, что Найт не обладал способностями к чтению мыслей. Он припоминал бы мне это до старости, если бы узнал, что я задавался вопросом, каково это – спать в обнимку с Лен.

Мы прошли по коридору к ее комнате. Если не считать уханья сов снаружи и потрескивания огня в камине, здесь было тихо. Мы завернули за угол, ведущий в зону для работников школы, где жили Эдгар, Гарри, Альма и остальные преподаватели. Лен медленно скользнула ладонью к моей руке и переплела наши пальцы. Затем она внезапно застыла на месте, ее ноги буквально вросли в пол.

Я посмотрел на нее. Она кивнула в сторону комнаты ее отца, и мы прислушались. Из-под закрытой двери доносились голоса.

– Арабелла? – одними губами спросила она.

Я подошел к двери, прижав к ней ухо. Она сделала то же самое рядом со мной. Слишком рискованно, но мне нечего было терять.

Я уже не был так увлечен стажировкой.

Уже приблизившись к осуществлению своего плана с Гарри, я не боялся разозлить Эдгара – человека, спавшего с теми, кто младше его на пару десятков лет.

Мы услышали сопение, скулеж и шарканье, а затем жуткий громкий стон Арабеллы.

– Дорогая, – сказал Эдгар, его голос звучал одновременно нежно и грубо.

Арабелла снова застонала.

– Слезь с меня, пожалуйста.

Я отодвинулся от двери, взял Лен за руку и потащил ее прочь. Она изо всех сил боролась со мной, упираясь ногами в пол и пытаясь высвободиться. Она шлепнула меня, когда я крепче сжал ее.

– Оставь меня в покое! – шепотом крикнула она.

Я зашипел на нее, оскалив зубы.

– Чтобы ты причинила себе еще больше боли? Ничего подобного.

– Вон.

– Лен.

Мы постояли так еще мгновение, прежде чем я подхватил ее, схватив за живот, перекинул через плечо и зашагал по коридору, как пещерный человек. Она стучала своими маленькими кулачками, впиваясь ногтями в мою спину через рубашку.

– Оставь меня!

– В последнее время достаточно людей сделали это. Думаю, что продолжу быть голосом твоего разума. И мое первое самое верное решение – это свалить отсюда.

– А как насчет моего отца?

Моего отца. Чертовы аристократы. Она очень редко называла его папой. Каждый раз, когда она называла его папой, я вспоминал мюзикл Оливера Твиста, на который меня однажды затащили родители.