– Еду в кафешку. Мне надо поесть. Потом спущусь к отелю. Насчет пальцев. У меня только один вариант – это Муртуз. Кто еще напишет сообщение «Ты убил моего сына». Какие еще могут быть варианты?

– Ты видел текст? Русский язык. Слова вывел аккуратно, без тряски. Старику с этой болезнью… да он чаю не может выпить нормально. Как он его написал?

– Не знаю.

– И ты стоял рядом с Муртузом, так?

– Я стоял напротив него, а между нами была могила Гасана, которого мы, по его мнению, убили.

– Как он отреагировал? Сказал, сделал что-нибудь?

– Нет. Прочитал молитву со мной, и все. Мне кажется, что когда он меня увидел, то сразу узнал.

– Какой он сейчас?

– Вы спрашиваете, похож ли он на человека, который на досуге любит отрубать людям пальцы? Нет. Старый, слишком старый. Он, конечно, может обманывать, но не думаю. Он простой старик.

– Блядь, простой старик, который любит писать письма…

– Да, простой старик! – выкрикнул я.

– И что?

– Да нет, вижу его! Идет в сторону дома. Еле передвигается. Он теперь с тростью. – Я медленно поехал за ним.

– Как бы его… как бы его вычеркнуть? – задался вслух вопросом Заур.

– В смысле «вычеркнуть»? Замочить, что ли?

– Какой еще замочить! Он и так полумертвый. Как его вычеркнуть из списка подозреваемых? Если мы найдем тела, будет легче.

– Чьи тела?

– Владельцев пальцев. Но есть надежда, что они еще живы.

– Это два человека?

– Да. И твой, и мой – это большие пальцы правых рук. Мужских. И даже явно заметна разница в возрасте. Так сказал судмедэксперт. По итогу у нас есть кто-то, кто держит в заложниках или убил двоих мужчин, лишил их больших пальцев и выслал нам с обвинением в убийстве сына. Сука, конечно, это может быть только Муртуз. И еще: он вырезал их, не срубил одним ударом, не оторвал, а взял нож, или мачете, или, блядь, что-то другое – острое – и аккуратно обработал эти пальцы, а когда дошел до костей, четко рубанул между косточками по хрящам и суставу. Ебаный мясник.

– Вы сейчас на что намекаете? – спросил я, резко останавливая машину. На секунду в глазах у меня потемнело. Я не мог допустить даже малую вероятность того, что мы ошиблись.

– Ни на что… – ответил не совсем уверенно Заур. – Пока ни на что.

– Нет, блядь! Вы это имели в виду! Вы хотите сказать, что убийца на свободе? Тот самый?

– Молись, чтобы это был Муртуз, и тогда все будет на своих местах…

– Я не понимаю!

– Лучше бы это был Муртуз, потому что других вариантов у нас нет. И тогда, можно сказать, мы посадили виновного, хотя бы на пять лет.

– Вы издеваетесь! Вы хотите сказать, что Гасан не был виновен? Это же я его посадил! – заорал я в телефон что было сил.

– Не ты! Я! Не паникуй. Спокойно. Слушай меня. Это я посадил и его, и отца. Я, а не ты! Понял?! Я все проверял, и это я решил, что ты прав. Ты просто помогал следствию! И это еще не факт! Еще непонятно, кто кого убил. Сейчас нам нужно понять, чьи это пальцы, в каком состоянии эти люди и где они находятся. Люди – вот что важно. Понял? И не нам, а следствию! Мы тут ни при чем! И главное сейчас – люди. Про свою совесть подумаешь потом. Понял?

Я подумал о том, в какую же дикую ситуацию может загнать себя человек. Прямо сейчас я смотрел на старика, еле ковылявшего в сторону дома, старика, для которого этот почти незаметный глазу угол подъема был серьезной проблемой, и надеялся, что именно он убийца. Надеялся, что если мы и ошиблись, то не так сильно. Надеялся, что Гасан в любом случае должен был сесть как соучастник, а значит, если он совершил суицид в тюрьме, то я тут ни при чем. «Пожалуйста, будь им. Будь человеком, зарубившим целое семейство! Или хотя бы будь его отцом!»

– Понял?!

– Да…

– И не мороси там. Ответишь на вопросы и вернешься в город. Не привлекай к себе лишнего внимания. Если этот псих в селе, то он будет искать возможность с тобой разобраться.

– Я еду к Муртузу, – решительно сказал я и снова начал преследование.

– Зачем?

– Вычеркиваю его.

– Что делаешь? – переспросил ошеломленно Заур. – Не лезь туда!

– Я задолбался. У нас ничего нет, кроме этого старика. Пока мы его не вычеркнем, никакого движения вперед не будет. Вы правы.

– К вечеру Салим возьмет дело на себя, дай работать полиции. Это теперь не наше дело!

– Мы убили человека! И я, и вы! В этом письме правда, мы убили его сына! Мы посадили невиновного!

– Кто тебе сказал? Он соучастник! Мы оба знаем, что он что-то знал. Одежда в их доме! А может, Муртуз виноват? Они оба по-любому виновны как минимум потому, что знали что-то и молчали! Они знали, кто убил девочек, и промолчали! А знаешь почему?! Потому что прикрывали друг друга! Тут нет никаких вариантов – либо отец, либо сын! Что еще тебе нужно, а? Заканчивай истерику!

– Пацан умер. Убил себя. Хотите знать, что мне нужно? Мне нужно, чтобы он был жив, – сказал я.

Заур ничего не ответил, и я продолжил:

– Мы проебались, Заур, знатно проебались. Копайте дальше, мою машину осматривали, потому что в селе что-то случилось. Полиция что-то ищет. – На этих словах я отключился.

Я продолжал медленно ехать за стариком… А если это правда, если мы посадили невиновного или, хуже того, двоих невиновных, а все это время убийца спокойно разгуливал на свободе?.. Пять лет. С другой стороны, Заур прав в том, что они были в этом замешаны. Оставалось молиться, что убийца – это Муртуз. А кто еще? Он выходит из тюрьмы, появляются письма об убитом сыне и пальцы. Мясник ли он? Почему нет? Он мастерски управляется с инструментами, а нож разве не инструмент? И разве он не был инструктором в Афганистане?