пока не вычеркиваем. Важно, что старик все знает. Вот в этом я уверен на сто процентов. Он знает про Хабиба, – сказал я, садясь в машину. Мне предстояло вернуться на край села. Опять вверх.

– Это мы и так знаем! Он сжигал одежду…

– Нет, я просто уверен, что он знает больше. Но молчит.

В этот раз я решил не рассказывать Зауру о том, что услышал. Просто потому, что он мог понять слова Муртуза так же, как и я, а значит, понял бы, куда я пойду дальше, взбесился бы и отправил за мной еще кого-нибудь. Я решил, что пока оставлю информацию при себе.

– Молчит не только он. Все ебанулись, – опять выругался Заур. – Что-то произошло там. Полиция на взводе. Ты помнишь Ахмада? Начальника местного РОВД. Он был на допросах тогда.

– Помню.

– И он молчит. На самом деле у нас испортились отношения после смерти Али. Вообще после всего того дела он перестал отвечать на мои звонки. Ахмад что-то мутит. Я отправил Каримдина узнать.

– Да, – ответил я.

Моя машина опять остановилась на развилке между двумя подъемами. Один – непроходимый для машины – на холм. Второй – щебенка – прямо к воротам дома Хабиба Гамзатова. Туда я и ехал.

– Ты поел?

– Да.

– Значит, едешь в гостевой?

– Да.

– Смотри у меня. Все, на связи.

– Да.

Заур отключился, а я вышел из машины и направился к воротам. Это были именно те ворота, что ожидали завершения строительства стены, когда я впервые подошел к этому дому. Они, как и сам дом, выглядели для этих краев неестественно. Слишком дорого, слишком броско, слишком горделиво, и возвышенность, на которой дом был построен, подчеркивала это. Я вспомнил о том, что, по мнению некоторых жителей села, Хабиб был хоть и уважаемым, но не слишком приятным человеком. В своих речах он ставил себя выше остальных и позволял себе слишком резкие высказывания, даже если и был прав насчет тех или иных потенциальных женихов. Но убивать его за это…

Я позвонил в домофон и стал смотреть в окна второго этажа, надеясь увидеть там кого-нибудь. Дом не выглядел заброшенным, но на мой звонок никто отвечать не собирался. Я решил, что могу слегка нарушить закон, а заодно и границы частной собственности. Перебраться через стену по газовой трубе было вполне реально, а дальше уже можно было разобраться, как попасть в сам дом. На крайний случай я был готов и стукнуть легонько камнем по окну первого этажа.

Ухватившись за трубу, я уперся ногами в стену. Облицовка была шершавой, так что сцепление с подошвой ощущалось надежным. Мелкими шажками, будто гусеница по ветке, я полез вверх и где-то на середине пути услышал, как дверь дома отворилась и кто-то пошел к воротам. Пришлось прыгать вниз. Приземлился я не очень аккуратно – нога в области щиколотки запульсировала болью. Я поковылял обратно к воротам. Они отворились, и передо мной оказалась женщина средних лет.

– Здравствуйте, – сказал я.

– Здравствуйте… – ответила она, и я заметил на ее лице некоторое замешательство. – Вы… этот журналист. Который раскрыл дело…

– Да, – перебил ее я в надежде обойти все эти поздравления с «раскрытым» преступлением. – Арсен Абдулкеримов.

– Ой, чем я могу помочь?

– Извините, хочу уточнить, кто вы?

– Маликат. Я сестра Хабиба.

– А вы тут живете?

– Живу ниже по улице и смотрю за домом. Хочу сказать вам, что мы очень благодарны, что вы с полицией раскрыли… этот ужас. Это же вы нашли убийцу? Того мальчика.

Вместо ответа я кивнул. Просто потому что не знал, что ответить. Эта женщина смотрела на меня с какой-то спасительной надеждой. Я пытался найти середину между правдой и обманом. Но в действительности мне хотелось сказать, что убийцу я ищу прямо сейчас.

– Чем могу помочь?

– Я… мы пишем новый материал. Статью. Хотим рассказать об этом деле.

– Вы хотите снова все поднять? – удивленно уточнила она.

– Нет, наоборот… мы… мы хотим рассказать о семье. О вашем брате и племянницах. Какими они были, – ответил я, придумывая на ходу. – Мне кажется, это важно, чтобы люди знали, какими они были. Чтобы не забывали. Не об их смерти, а об их жизни. Друзья, одноклассники, коллеги.

– Да…

– Мы на самой ранней стадии. Через четыре месяца будет ровно пять лет. Я как раз вернулся в село, чтобы написать об этом. Если вы не против, я бы… не знаю даже, мне как-то неудобно. Я могу осмотреть дом? Сделать пару фотографий? Они и так есть в сети с того ужасного дня, но я хочу посмотреть, каким был дом до. Ну или какой он сейчас…

– Понимаю, но это как-то… Даже не знаю. Мне кажется правильным то, что вы делаете, но это… Это женские комнаты.

– А, да, конечно. Я не собираюсь копаться в шкафах, я просто хочу взглянуть на все в целом. Сделать пару фотографий, не для публикации. Чтобы потом описать в статье. Я вам покажу все, что сфотографирую.

– Ну хорошо, – согласилась она и, пока мы шли от ворот к дому, прослезилась.

Я вошел за ней в дверь. Мой план заключался в том, чтобы попасть на второй этаж, в комнату старшей сестры. В отцовской комнате мне искать было нечего, так как полиция вынесла и изучила все, а до комнат девушек руки у них не дошли. Ведь никто не стал рассматривать другие мотивы преступления, кроме профессиональной деятельности отца. А когда мы сделали то, что сделали, все просто согласились с тем, что убийцами могли быть Муртуз и его сын. Суть конфликта была ясна: они пришли свататься к старшей дочери, в ходе «переговоров» что-то не заладилось, и Хабиб погнал их со двора то ли палкой, то ли веником. Эти события в совокупности с тем, что нашел я, выглядели неопровержимым доказательством вины. Дело было закрыто, а комнаты девочек остались почти нетронутыми. Из материалов дела, которые все-таки до меня доходили (сам я ни разу к нему по своему желанию не возвращался), я знал, что гаджеты, компьютер, все самое очевидное было изучено, но что-то могло сохраниться.