Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Профессор? – нерешительно произнесла Маргарет. И тут же мне: – Интересно, куда он запропастился?
– Ку-ку! – Голос донесся откуда-то из-за стола на козлах.
Маргарет вздрогнула, и сумочка выпала у нее из рук. Содержимое рассыпалось по полу.
Из-за покосившейся стопки бумаг с растрепанными краями показалась шишковатая голова.
– Прости, что напугал, дорогуша. – Голова полностью появилась на свет, закинутая в беззвучном смехе.
– Профессор, – с чувством произнесла Маргарет. – Как вам не стыдно!
Она наклонилась, чтобы собрать разлетевшиеся пожитки.
Ван дер Грааф вышел из-под прикрытия стола, застенчиво опустив глаза. До этого момента я думал, что он там сидел. Но когда его голова не приподнялась над столом, я понял, что профессор все время стоял на ногах.
Ростом он не дотягивал даже до пяти футов. Тело у него было обычных габаритов, но переломанное в пояснице – позвоночник изогнут буквой «S», а изогнутая спина нагружена горбом размером с туго набитый рюкзак. В итоге голова казалась слишком большой для такого тела – морщинистое яйцо, увенчанное редким седым пухом. Двигаясь, он напоминал сонного скорпиона.
На лице у него было написано деланое раскаяние, но огонек в слезящихся голубых глазах говорил гораздо больше, чем безгубый рот с опущенными книзу уголками.
– Тебе помочь, дорогая? – Голос у него был сухой и хорошо поставленный.
Маргарет собрала остатки своих пожитков с пола и засунула их в сумочку.
– Нет, спасибо, профессор. Уже сама справилась. – Она перевела дух и постаралась выглядеть невозмутимо.
– Так не передумала ехать со мной на пикник с пиццей?
– Если вы будете хорошо себя вести.
Он молитвенно сложил перед собой руки.
– Обещаю, дорогая!
– Ну, тогда ладно. Профессор, это Билл Робертс – тот самый журналист, про которого я вам говорила. Билл – профессор Гарт ван дер Грааф.
– Здравствуйте, профессор.
Глянув на меня снизу вверх из-под сонных век, он заметил:
– А вы не похожи на Кларка Кента[97].
– Простите?
– Разве газетные репортеры не должны быть похожи на Кларка Кента?
– А я и не знал, что профсоюз этого требует.
– Меня как-то интервьюировал один репортер после войны… Второй мировой, я должен уточнить, не Первой – все-таки я не настолько древнее ископаемое… Он хотел знать, какое место эта война займет в истории. Так вот выглядел он в точности как Кларк Кент. – Профессор провел рукой по черепу, покрытому старческими пятнышками. – А у вас разве нет очков и всего такого, молодой человек?
– Простите, но глаза у меня пока здоровые.
Он повернулся ко мне спиной и направился к одному из книжных шкафов. В его движениях была какая-то чудная змеиная грация – чахлое тело словно только вихлялось из стороны в сторону, при этом на самом деле продвигаясь вперед. Он медленно влез на приступочку, потянулся вверх, ухватился за том в кожаном переплете, слез вниз и вернулся к нам.
– Вот, гляньте, – сказал он, открывая том, который оказался толстым скоросшивателем с коллекцией комиксов. – Вот кого я имею в виду. – Трясущийся палец ткнул в изображение звездного репортера «Дейли плэнет», входящего в телефонную будку. – Кларк Кент. Вот этот репортер.
– Я уверена, что мистер Робертс знает, кто такой Кларк Кент, профессор.
– Вот пусть возвращается, когда будет больше похож на него – тогда и поговорим! – рявкнул старик.
Мы с Маргарет обменялись беспомощными взглядами. Она начала было что-то говорить, но тут ван дер Грааф закинул голову и разразился сухим каркающим смехом.
– Обманули дурака на четыре кулака! – Он самозабвенно хохотал, пока веселье не растворилось в хриплом булькающем кашле.
– О, профессор! – ворчливо сказала Маргарет.
Они опять набросились друг на друга, сойдясь в словесном поединке. Я начал подозревать, что отношения у них давно хорошо отлажены. Я стоял в сторонке, чувствуя себя невольным зрителем какого-то фрик-шоу.
– Признайся, дорогая, – говорил ван дер Грааф, – хорошо же я тебя одурачил! – Он ликующе топнул ногой. – Ты решила, что я окончательно впал в маразм!
– Маразм тут, по-моему, ни при чем. – Она фыркнула. – Вы просто гадкий мальчик!
Мои надежды получить достоверную информацию от этого свихнувшегося горбуна угасали с каждой секундой. Я многозначительно откашлялся.
Они остановились и уставились на меня. В уголке сморщенного рта ван дер Граафа скопился пузырек слюны. Руки по-старчески подрагивали. Маргарет, подбоченясь, башней нависала над ним.
– А теперь я хочу, чтобы вы посотрудничали с мистером Робертсом, – сурово сказала она.
Ван дер Грааф бросил на меня недовольный взгляд.
– Ну хорошо, – проныл он. – Но только если ты покатаешь меня вокруг озера на моем «Дюзи».
– Я же сказала, что покатаю.
– У меня «Дюзенберг» тридцать седьмого года, – объяснил он мне. – Просто невероятная тачка. Четыреста хрюкающих жеребцов под сверкающим рубиновым капотом! Хромированные трубы! Топливо жрет, что только заправлять поспевай. Сам я больше водить не могу. А Мэгги – просто негодяйка. Под моим чутким руководством она могла бы с ним справиться. Но она отказывается.
Чопорное слово «топливо» он произнес с явным удовольствием и аристократическим британским прононсом.
– Профессор ван дер Грааф, была веская причина, почему я вам отказала! Шел дождь, и мне не хотелось садиться за руль машины стоимостью двести тысяч долларов в такую рискованную погоду.
– Пфу! Да я на этой ласточке в сорок четвертом отсюда до Сономы и обратно сгонял! Чихать ей на любые стихийные бедствия!
– Хорошо. Я вас покатаю. Завтра, если мистер Робертс даст хорошую оценку вашему поведению.
– Это я тут профессор! Я выставляю оценки!
Она не обратила на него внимания.
– Мне надо в библиотеку, мистер Робертс. Сами найдете обратную дорогу в мой офис?
– Конечно.
– Тогда увидимся, когда вы закончите. До свидания, профессор.
– Завтра в час. И пусть хоть камни с неба валятся! – крикнул ван дер Грааф ей в спину.
Когда дверь закрылась, он пригласил меня сесть.
– А сам я постою. Не могу найти стула, который мне подходит. Когда я был маленьким, отец позвал столяров и резчиков, пытаясь найти какой-то способ усадить меня поудобней. Ничего не вышло. Хотя они действительно произвели на свет некую завораживающую абстрактную скульптуру. – Он хохотнул и оперся на стол на козлах. – Большую часть жизни я провожу на ногах. Под конец в этом действительно есть преимущество. Ноги у меня просто железные. Кровообращение – как у человека вдвое меня моложе.