— Купер и Мортон, — выпаливаю я. — У нас были билеты на шесть сорок пять, рейс до Глазго, но самолет из Гонконга задержали. Нужны два места на ближайший рейс.

— Извините, мисс Купер, но у нас проблема…

— МНЕ ПЛЕВАТЬ, ЕСЛИ У ВАС НЕТ МЕСТ, — визжу я. Все до единого в зале останавливаются и таращатся на меня.

Я делаю глубокий вдох и пытаюсь нормализовать сердечный ритм, а то еще, не дай бог, тромбоз заработаю. Пытаюсь снова, на этот раз почти человеческим голосом:

— Послушайте, извините меня, конечно, но это действительно срочно. Я должна попасть в Шотландию сегодня утром, и мне все равно, если придется заплатить двойную цену, просто посадите меня на рейс!

— Мисс Купер, вы не поняли. Дело не в том, что нет билетов. Над аэропортом Глазго сильный туман, посадка запрещена. Мы ожидаем улучшения погоды в ближайшие пару часов, так что я могу посадить вас на первый же рейс. Только вот не могу сказать, когда он отправится.

Пару часов? Я бьюсь головой об стойку. Пару часов? Да Кэл с Кэрол уже из медового месяца успеют вернуться, а я только приеду!

Берем посадочные талоны и садимся под информационным табло, мысленно призывая его зажечь надпись: «Идет посадка». Я сижу. Я стою. Я хожу. Рву салфетки. Беру газету. Не могу сконцентрироваться. Кладу газету. Смотрю на часы: наверное, что-то не так, как медленно двигаются стрелки. Опять хожу. Скорее же, скорее!

В двенадцать часов звоню Кейт на мобильник.

— Кейт, я застряла в Лондоне. В аэропорту Глазго чертов туман, черт его дери, — ною я. — Не знаю, смогу ли приехать. Где церемония?

— В отеле «Камерон Хаус» на Лох Ломонд. Мы уже здесь, сейчас у парикмахера. Минутку, Кэрол с тобой хочет поговорить.

— Купер, если не хочешь, чтобы тебе вырвали ноги, лучше тебе приехать. Кэл на пределе, у твоей матери гипервентиляция. Не могу поверить, что я сроднюсь с этой семейкой, у меня, видно, крыша поехала. Приезжай, и сделай это немедленно.

Я вешаю трубку и сползаю вниз по стене, глядя в одну точку. Это худший день в моей жизни. Через двадцать минут ко мне подбегает Сэм и поднимает меня на ноги. Самолет взлетает! Благодарно поднимаю глаза к небу, потом бегу за ним.

В час сорок мы начинаем снижаться над Глазго. Я достаю пудреницу и проверяю свое лицо. Мама родная. Волосы встопорщились — я же целых четыре часа рвала их на голове. Зализываю их в высокий крысиный хвостик на макушке. Лицу нанесены непоправимые увечья. Сочетание алкоголя, обезвоживания и неуемных рыданий — и мои глаза выглядят так, будто я стала жертвой насилия. Есть лишь одно спасение. Темные очки. Я надеваю очки и становлюсь похожей на рок-звезду, которая пытается быть незаметной, но вместо этого бросается в глаза, как опухший палец на ноге. В Глазго в декабре темные очки вряд ли кому пригодятся, сами понимаете.

Берем нашу коллекцию пакетов, бежим в зону получения багажа за чемоданами, проносимся через таможню. Даже не пробуйте нас остановить! Но на таможне никого нет. Небось курят конфискованную марихуану на своей таможенной рождественской вечеринке.

Подбегаем к началу очереди на такси и запрыгиваем в первый же кэб под возмущенные вопли тех, кто ждал в очереди. А вы подайте на меня в суд! Говорю водителю, что он получит пятьдесят фунтов, если к половине третьего привезет нас на «Лох Ломонд». Это через двадцать пять минут. Раньше такой скоростной рекорд побивал лишь «Конкорд».

Ровно в два тридцать пять мы несемся по подъездной дорожке отеля «Камерон Хаус» и тормозим у парадного входа, взвизгнув шинами. Пусть водитель опоздал на пять минут, но я все равно кидаю ему пятьдесят монет за старания.

Выныриваю из-за двери и вижу, как Кэл ходит взад-вперед. Завидев меня, он визжит, раскидывает руки и бежит мне навстречу, забыв включить тормоза. Мы растягиваемся на дороге, и он приземляется сверху — еще один момент позора. Вытерпев объятия, поцелуи и возгласы «Я так и знал, что ты успеешь», я сбрасываю его, выплевываю гравий изо рта и поднимаюсь на ноги. После чего прошу Кэла позаботиться о Сэме.

— Рад знакомству, друг, — говорит Кэл, пожимая Сэму руку. — А ты кто?

— Сэм Мортон. Я… ну… в общем, я бой-френд Карли.

Кэл сообщает мне номер комнаты, где девочки, и я бегу наверх. Оказавшись у комнаты, распахиваю дверь, и у Джесс, которая стояла прямо у входа, случается сотрясение мозга.

— Не соскучились по подружке невесты?

Всеобщий визг сотрясает фундамент здания. Мы бросаемся в коллективные объятия, как команда регбистов перед важным матчем.

Наконец я вырываюсь и отхожу назад, чтобы хоть посмотреть на них. Кэрол, правда теперь с размазанной тушью, — самая красивая невеста, которую я только видела. На ней кремовое шелковое платье (даже ей не хватило бы наглости надеть белое): без бретелек, с длиннющим шлейфом. Подол расшит жемчугом, как и длинные шелковые перчатки. Волосы распущены, медные кудряшки каскадом падают на спину. На голове — великолепная тиара из жемчуга и бриллиантов, и в руках у нее большой букет белых лилий. При взгляде на нее просто перестаешь дышать.

Поворачиваюсь к девочкам. На Джесс и Саре — шелковые платья сапфирово-синего цвета без рукавов: высокий ворот, обтягивающий силуэт, длина до щиколоток. На Кейт такое же платье, только под него как будто шлем космонавта засунули.

— Черт возьми, Кейт, ты что, жениха под платьем спрятала?

Она швыряет в меня расческой. Ну ничего, ей хоть будет куда положить цветы, если устанет их носить.

Кэрол достает вешалку с еще одним платьем невесты и вручает ее мне, приказывая немедленно переодеться. Ничего себе раскомандовалась, и чем дальше, тем хуже. Я быстро натягиваю платье, хватаю букет колокольчиков с подоконника и объявляю, что готова. Все встают, и мы в последний раз обнимаемся в центре комнаты. Я целую Кэрол:

— Я так рада, что ты выходишь за Кэла. Добро пожаловать в семью.

О нет, теперь срочно надо всем опять красить ресницы! Когда мы наконец направляемся к двери, Кейт пихает меня в бок:

— Купер, может, ты хоть снимешь черные очки, а то похожа на телохранителя.

А я и забыла. Снимаю очки и бросаю за спину. Кейт еще раз внимательно оглядывает мое лицо.

— Хотя, если честно, в очках ты выглядела лучше, — смеется она.

Мы спускаемся вниз и останавливаемся в дверях бального зала. Кто-то бежит предупредить органиста, что можно начинать играть. Передо мной две сотни спин. Вон мама в углу, в шляпе, похожей на фрисби. Спорим, к концу вечера детишки отберут ее и станут играть? А кто это рядом с ней? Слева от мамы — какой-то блондинистый качок славянской наружности. Не иначе как Эйван. Справа от нее Сэм, который переоделся во фрак и теперь вполне мог бы посоревноваться с Кэлом за звание самого красивого парня в зале. Мама явно волнуется, ведь голова у нее болтается из стороны в сторону, как у свихнувшегося попугая. Наверное, расчувствовалась от близкого соседства с таким количеством тестостерона.