— Кого ты имеешь в виду? — улыбнулась она.

— Сашу.

— Вот так и зови его. Сам он предпочитает называть себя Санькой. Боевой мальчишка.

— Учится?

— Да, оформляем его в школу. Он сейчас проходит медкомиссию, Николай с утра повел его в поликлинику.

— А Николай кем работает?

— Он безработный, — ответила дочь, следя за реакцией отца: его дочь в окружении бездомных и безработных.

Он улыбнулся в ответ.

— Не хочешь говорить?

— Он состоит на военной службе. Больше ничего о нем сказать не могу. Ты уж извини.

— Понимаю. — Отец встал вслед за дочерью. — Может, все-таки задержишься еще на полчасика?

— Нет, папа, не могу. Скоро Николай с Санькой должны из поликлиники прийти, а у меня еще обед не готов. В следующий раз, хорошо?

— Взрослая уже ты. Не узнаю тебя.

Татьяна поцеловала отца в щеку и быстро вышла из квартиры. Грустно улыбнулась; нужно было сказать отцу правду: сейчас в ее квартире находились сразу трое безработных, на которых можно было пахать. Правда, один коник подхрамывал.

И снова мысли о Саньке, который так или иначе позволил ей снова повидаться с отцом, сделать шаг к примирению. И ей захотелось, чтобы Санька и Николай, взявшись за руки, шли из поликлиники, обсуждали предстоящую учебу в школе... На глаза снова навернулись слезы. Ею овладела непонятная тоска, и женщина обреченно подумала, что такого не случится никогда, что из ее жизни так же внезапно уйдут, как и появились, эти два человека. И самой не хотелось больше жить.

На душе у Евсея Кришталя было неспокойно. Пожалуй, впервые к нему обратились вот так: Евсей Михайлович, нам нужны стволы, но у нас нет денег. Да начхать на деньги! На стволы тоже. Евсей уже давно хотел съездить на озеро за городом и утопить остатки стволов: так, по мелочи — несколько автоматов и пистолетов, энное количество боеприпасов к ним. Утопить бесплатно. Даже выписать Шуре премиальные.

И полгода не прошло, а где, спрашивается, пара могучих телохранителей, которые неотступно следовали за ним? Где эти два смурных типа? Евсей даже не был уверен, умеют ли они стрелять. Ездить на машине в качестве пассажиров — да, очень умеют. Один из них каким-то образом сумел однажды разлепить рот и поведать Евсею, что они с напарником целые сутки могут не ходить в туалет — то есть двадцать четыре часа пасти своего шефа. Ну не идиоты ли? Лучше в спросил, коли раскрыл пасть, сможет ли сам шеф вытерпеть такое время без самопроизвольного мочеиспускания или каловыделения.

Слава богу, нет их теперь, ни к чему ему экспериментаторы-мазохисты, все кануло в прошлое. Остался верный помощник и шофер Шура, который частенько бегает в туалет и от этого тепло становится в груди старого еврея. «Ну как Шура?» — «Полегчало, Евсей Михайлович». — «И мне тоже Спасибо вам, Шура, за ваше откровенное естество».

Евсей снова помянул бога. Что, ему на роду написано заниматься криминалом? В частности, поставкой оружия? Нет. Некоторые с детства сами себе пророчат будущее. Вот один знаменитый пианист и музыкант, сидя в младенчестве на горшке, вдруг ударил по горшку и сказал: «Ля!» Родители вначале подумали, что он ругнулся. А тот снова — бац по горшку: «Ля!» Родители к пианино, нажали клавишу «ля» — точно, звук от горшка совпал в унисон: надо же, какой удивительный слух! И определили его в музыкальную школу.

Евсей в свое время тоже сиживал на горшке (и не только на горшке), но ладонью по нему не бацал, если говорил «ля», то прибавлял к нему букву "б"; а может, звук металла сыграл все же свою роль? И вот, когда мальчик Евсей вырос, стал он изучать проблему метизов. Сейчас хоть докторскую диссертацию пиши на эту тему: «Оружейный криминал как он есть и проблемы его неразрешения».

Ах, Коля, Коля, неспокойный ты человек...

Евсей налил немного виски. Ему всегда в диковинку был местный патриотизм, он всегда довольствовался тем, что было лучше. Вот, например, жить в этой стране хорошо, но пить лучше виски, чем водку, и курить хорошие сигареты забугорного производства; а как хорошо ощущать под импортной резиной неровности российских дорог — блаженство!

Несмотря на запрет врача, Евсей закурил. Последнее время стало что-то пошаливать сердце, «брось курить», сказал врач. Но сейчас в груди было неспокойно по другому поводу. Для Евсея было совершенно дико, и он до сих пор не мог совладать с этим чувством, что вот десяток молодых людей, как на обычную прогулку, собираются в одну из жарких стран, чтобы оставить там часть самих себя. Они бы виделись ему кровожадными, будь их в десять раз больше. Но не тут-то было. Самоубийцами их тоже не назовешь... С присущей Евсею широтой мышления он вывел, что было в них что-то великое — никак не меньше. Такое большое, что он совершенно потерялся в нем. Он продал им оружие, заработал на этом хорошие деньги, но вот удовлетворения деньги не принесли. С его помощью остались в далеких горах пять человек. А если бы он не помог им? Отказался от этой сделки? Сгинули бы все. Так помог ли он им?

Не имел права терзаться Кришталь, но не мог противиться внутренней неустроенности. Раньше ему до лампочки было, кто и зачем покупает у него оружие, потому что он приблизительно знал и тех, кому продает, и их цели. Все это даже не вызывало в нем отвращения, он просто делает свою работу, они — свою, они нужны ему, он — им. И никогда не терзался. Пока не появилась на горизонте обработанная северным климатом физиономия Николая. И удивила. Даже больше — потрясла. А сейчас просто огорошила. И Евсей даже не посмел спросить его: «На кой черт, Коля, вы снова лезете на рожон? Теперь уже из-за бродяги? Вам нужны беспризорники? Это выгодный бизнес? Сколько вам поставить в первый же день? Вы сумеете подогнать железнодорожный состав к моему дому?» Не спросил, конечно. Ему не понять Николая, а тот не в силах будет справиться с некоторой долей цинизма вопросов самого Евсея.

Не сам беспризорник тронул душу Евсея, а, собственно, сам сюжет драмы, который и стал отправной точкой в его дальнейших действиях.

Как и в прошлый раз, Николай пришел на встречу с Евсеем пешком, так же на своих двоих собирался и уйти. Однако Евсей не позволил. «Шура, — сказал он своему водителю, — вы хотели заняться частным извозом. Этот человек скажет вам, куда нужно будет отвезти его».

Не сама мысль понравилась в тот момент Евсею и даже не сам факт широкого жеста, а бедственное положение Николая. Предложить ему денег на машину, пусть даже подержанную, рука не поднималась, отдать стволы и распрощаться — одолеет впоследствии чувство, каким страдали его телохранители: будешь постоянно испытывать тяжесть в низу живота. Теперь Евсей чувствовал, что просто обязан помочь Николаю. Взяв лист бумаги с номером телефона Кавлиса, Евсей набрал шесть цифр.

Трубку сняла Татьяна.

— Могу я услышать голос Николая? — спросил Евсей. — Передайте ему, что с ним хочет поговорить Кришталь. Да-да, вы правильно назвали. Коля? Не отвлек? Не побеспокоил? Не разбудил?